По тропам волшебных лесов

Хейта пожала плечами. Матери было видней. Сама она особо в жизнь соседей не вникала. Времени не было, да и зачем? То была жизнь, полная чуждых ей, чаще неприветных людей. Порой непонятная, порой притягательная, но совершенно ей недоступная. Или, может, все же не совсем…?

– А мог бы вырасти тем еще сорванцом, без отцовской руки-то, – тем временем, продолжила Лахта. – Муж Фальхты помер, когда она еще тяжелая была. Но женщина эта сурового нраву. С такой не забалуешь. Ее даже мужики в деревне боятся.

Хейта неуверенно поглядела на мать.

– Думаешь, словам Тисха можно верить?

Лахта подошла и чутко заглянула дочери в глаза.

– Думаю, можно. Но меня больше заботит не это. Тебе Тисх приглянулся хоть немного или нет?

– Да вроде ничего.

Лахта обняла дочь за плечи.

– Ты не обязана с ним гулять, если он тебе не по нраву.

Девушка поглядела на нее недоверчиво.

– Ты ведь мечтала, чтобы я замуж вышла. Зажила как все.

Лахта вздохнула.

– Да. Так тебе было бы легче. Тебя бы меньше задирали. Но принуждать я тебя не стану, дитя, – она ласково улыбнулась. – А чего хочешь ты?

Хейта вздохнула.

– Сама не знаю.

– Ты могла бы пойти к Фэйру в помощницы, – добавила Лахта. – Как раньше хотела. То-то он обрадуется! Ведь любит тебя как сестру.

Девушка нахмурилась.

– И оставить вас?

Она поглядела на бородатого деда, который вновь задремал. На седые пряди у матери в волосах. На убогую обстановку их жилища.

– Нет уж. Я нужна здесь, – сказала она, как отрезала.

– Ты не обязана всю жизнь о нас заботиться, – ответила Лахта.

– Довольно об этом, – тряхнула головой Хейта. – Надо решить, как с Тисхом быть. Я так думаю. На праздник мы все равно собирались. Вот и погляжу, каков он из себя. Тогда и решу, ходить с ним рука об руку или нет.

Лахта тяжело вздохнула. Она ведала – переубедить упрямицу не удастся. Ее отец был точно таким. Когда задумывал что, спорить не было смысла. Он всегда поступал по-своему и всегда оказывался прав. Кроме того вечера, когда из лесу не вернулся…

– Гляди-ка, – кивнула она Хейте, – что я для такого случая припасла.

Лахта откинула крышку старого сундука. В ее руках оказался сверток, перевязанный синей лентой. Мягко прошуршала гладкая ткань. Платье. Длинное, серое, а по вороту и рукавам вились замысловатые бирюзовые узоры. На талии красовался поясок с пушистыми кисточками.

Хейта вытаращила глаза. Платьев она отродясь не носила. Не то чтобы ей совсем не хотелось, но в штанах и рубахе было куда как сподручней и по лесу бегать, и управляться по хозяйству.

Один раз ее, правда, вырядили в платье, когда в семь лет в девушки посвящали. Она в нем после до пастырей еле добрела. Умудрилась в нескольких местах изодрать, когда через бревна перелезала.

Пастыри все поняли без слов. Живо разодели ее в рубаху и штаны, какие носили сами. А Хейта потом вышила на них волшебными нитками вишневые узоры. Они точь-в-точь повторяли отметины у нее на лице и загадочно мерцали в темноте.

Нынче же, спрятавшись в углу, она скинула с плеч выцветший плащ, стянула видавшие виды сапоги, а следом и ту самую одежду. Тяжелые вишневые волосы рассыпались по плечам. Скрепя сердце надела новое платье. Неловко повернулась в нем и в отчаянье воззрилась на мать.

– Ну как?

Лахта прижала ладони к лицу.

– Красавица-дочка!

Хейта в сомнении оглядела себя с ног до головы.

– Как же в нем двигаться…

– Ну, ходят как-то другие, – ответила Лахта. – Смогли они, – и у тебя получится.

Девушка кивнула, но в жемчужных глазах всколыхнулось смятение. Лахта, завидев это, тут же нашлась.

– Ладно, праздник – праздником, а у нас до вечера работы невпроворот.

Хейта обрадованно кивнула. В два счета переоделась и полетела вслед за матерью во двор, ведь работы и впрямь было немало. Скотину накормить-напоить, в хлеву убрать, грядки прополоть, урожай собрать. Они так закрутились, что и не заметили, как к ним исподволь подкрался прохладный вечер последнего дня лета.

Хейта тепло попрощалась с дедом. Оправила платье, такое длинное, что даже сапог было под ним не видать и опустила на голову венок из небесно-голубых незабудок. На Хэльфост все девушки ходили в венках. Хейта обычно про то забывала, но не в этом году. В этом году все было иначе.

Лахта подала ей плащ. Было решено его все же одеть и капюшон для верности накинуть. Хейта подхватила со стола яблочный пирог, – их скромный вклад во всеобщее угощение. Мать с дочерью спустились с пригорка и вышли на дорогу.

Навстречу им уже летели проворные отголоски праздничной музыки. И хотя вечернее небо еще не растеряло до конца своей голубизны, на него уже успела выкатиться лупоглазая луна, – незваный молчаливый свидетель грядущих событий.

II

Маленькая площадь, обычно пустовавшая, нынче полностью преобразилась. Ее наводнили корзины, ведра и лейки, в которых пестрели душистые полевые цветы. То, конечно, девушки постарались. Хейта бы тоже постаралась, но ее с таких занятий еще малолеткой гнали взашей.

По краям площади расставили лавки и прочные козлы с тяжелыми досками, – получились длинные столы. Еды на них было видимо-невидимо: яйца, сыр, мед, каша, овощи, фрукты.