По ту сторону

– Ко мне надлежит обращаться «ваша милость»! – резко сказала фон Борк. – Тебя не научили приличиям?

Чёрт вас тут разберёт, кого как величать! Фон-бароны спесивые.

Но вслух я повинилась:

– Прошу прощения, ваша милость. Можно мне узнать, куда мы направляемся?

– Узнаешь, – холодно ответила Сидония.

Карета остановилась. В сумерках, при свете факела, я не разглядела дом, в который вошла вслед за хозяйкой. Запомнились лишь ступени лестницы из молочно-белого мрамора, ярко отсвечивающие в полутьме.

Слуга проводил меня в комнату, где пылал огонь в камине, зажёг свечи, вышел, оставив одну. Я огляделась: небольшая комнатка, стены задрапированы тёмно-бордовым атласом, сбоку столик с гнутыми ножками, на нём подсвечник на две свечи, кругом расставлены пуфики, оттоманки и мягкие скамеечки, над камином зеркало в золочёной раме.

Будуар хозяйки?

Непонятно, почему тут пахнет корицей?

Сидония долго не появлялась. Я устала стоять, но не решалась присесть. Тревога в душе сменилась страхом на грани паники. Желание бежать без оглядки сделалось настолько сильным, что я едва с ним справлялась.

Вошла Сидония.

Пронзительный взгляд её колдовских глаз пригвоздил меня к месту.

Хозяйка успела поменять наряд. Теперь на ней лёгкое платье бледно-розового шелка, с короткими рукавами-фонариками, с вырезом, полностью открывающим шею. Изумруды она заменила рубинами (а может, то были лалы, или ещё какие, неведомые мне самоцветы). Волосы распущены и свободно спадали на плечи.

Не думаю, что Сидония нарядилась ради ничтожного лекаришки. Аристократка – по-другому она просто не могла.

Хозяйка не предложила мне сесть, сама же расположилась на оттоманке. С минуту она молчала, продолжая жечь взглядом:

– Назови своё имя.

– Джек, гос… ваша милость.

Сидония нахмурилась.

– Не это! Подлинное имя!

Я совсем оробела.

– Яков, – пробормотала я неуверенно. Голос предательски дрожал.

– Ты из Московии? Русич?

– Да, ваша милость.

Сидония чуть приподнялась, взяла со столика звонок.

На сигнал явилась служанка, держа поднос с высоким бокалом, наполненным ярко-красным напитком, и маленькой изящной тарелочкой с традиционным лакомством – засахаренными орешками, поставила перед госпожой и бесшумно удалилась.

Отпив из бокала, Сидония продолжила:

– Платье твоё холопское, а вот руки – барские.

Что за наказанье мне с руками – выдают «благородное происхождение»!

– Я лекарь, ваша милость.

– Знаю, – отмахнулась Сидония. – Значит, Яков?

Я подтвердила.

Сидония отставила бокал и пристально посмотрела мне в глаза. Я не выдержала, отвела взор.

– Лжёшь!

Прозвучало, как выстрел.

– Разденься! – приказала хозяйка. – Живо, сбрасывай одежду!

– Ваша милость, не могу! – воскликнула я в отчаянии.

Меня трясло, страх цепкими когтями рвал душу – обман раскроется и тогда…

– Не можешь? Отчего же? Стыдишься меня? – Сидония усмехнулась.

Я стала бормотать что-то про увечья на теле, мол, стесняюсь своего уродства.

– А вот и поглядим, – жёстко возразила Сидония. – Не желаешь добром, я кликну слуг, они живо сорвут с тебя мужское платье.

Неожиданно для себя я разрыдалась – слёзы градом. Бросилась в ноги хозяйке дома, оказавшегося западней.

– Ваша милость, умоляю, не надо! Не заставляйте снимать одежду! Я… сознаюсь… я женщина. Только не выдавайте меня!

Сидония расхохоталась. Сардонический смех прозвучал жутковато:

– Я должна убедиться!

Воля этой властной госпожи подавляла. Как во сне я стала раздеваться, дрожа от стыда и страха. Осталась с забинтованной грудью и нелепом подобии трусиков.

– Снимай всё! – приказала Сидония.

Пришлось покориться.

Я стояла перед госпожой совершенно голая, жалкая и подавленная, а она скользила взглядом от головы до ног, хищно раздувая ноздри. Я была полностью в её власти, и она могла делать со мной всё, что вздумается. В глазах закона я – преступница, нарушившая запрещение женщинам носить мужскую одежду.

– Подойди ближе! – прозвучал новый приказ.

Во взгляде Сидонии я усмотрела огонёк извращённой похоти.

Отчаянно замотала головой:

– Госпожа… ваша милость, ради Бога, не надо!

– Чего ты боишься?! – Сидония усмехнулась. – У меня много грехов, но среди них нет содомского… Пока нет.

И опять я вынуждена подчиниться.

Вздрогнула от прикосновения холодных пальцев. Стояла, опустив глаза долу, а фон Борк самым бесстыдным образом ощупывала мои груди, живот, бёдра, ягодицы.

– Хороша, – сказала она с уже знакомой усмешкой. – Грудки очень славные, а бёдра узковаты… Вот что я тебе скажу, милая: я ведь разгадала тебя сразу, едва увидев. Это деревенских олухов, что окружали тебя, ты могла водить за нос. А я, Сидония фон Борк, вижу людей насквозь!.. А теперь ответь: ради какой надобности ты старалась выдать себя за мужчину?

– Позвольте мне одеться, ваша милость.

– Не раньше, чем ответишь мне, негодная! – вспылила Сидония.

Я стала рассказывать путаную историю, сочиняя на ходу: мол, спасалась от гнева московского царя, бежала в Восточную Пруссию вместе с парнем, своим женихом, он заболел и скоропостижно скончался, а я, боясь надругательства со стороны мужчин, взяла его одежду и…