По ту сторону

К еде обычно подавали домашний эль – домочадцам и мне, и виски (тоже домашней выработки) для дяди Рича. Ели молча, чинно, но к концу трапезы дядя любил поболтать. Сидел развалясь, ковырял в зубах, подтрунивал над домочадцами, порой журил, наставлял, с нерадивых спрашивал строго. В общем, всё, как принято в добропорядочных семьях.

Иногда разговор касался текущих дел.

– Цены на зерно нынче совсем никудышные, – посетовал как-то раз дядя. – Как бы не пришлось продавать себе в убыток. Если так пойдёт и дальше, не будет смысла сеять.

– А как обстоят дела с ценами на шерсть, дядя Рич? – спросила я. Решила поддержать разговор.

– Шерсть? – оживился Беркли. – Она-то как раз в хорошей цене. Только овец у меня всего три дюжины голов.

– А что вам мешает увеличить поголовье, дядя? Ведь спрос на шерсть год от года растёт, так?

– Верно, растёт. Но, понимаешь, племяшка, под выпасы у меня лишь малая часть земли, а я ещё и коров держу.

– А вы часть пашни замените выпасами, ведь зерно уже не так выгодно выращивать, как раньше, верно?

Сказала, и тут же прикусила язык. Вспомнила из истории, как «овцы съели людей», когда из-за возросшего спроса на шерсть землевладельцы перестали отдавать землю йоменам в аренду, пустив её под пастбища. Брякнула, не подумав, и, возможно, натолкнула Беркли на мысль так и поступить со своей землёй.

Ну, точно! Дяде Ричу идея явно понравилась:

– Знаешь, племяшка, ты верно подсказала. Ах, умница! В самом деле: на кой ляд сеять зерно, если можно разводить овец?!

О господи! Похоже, местным крестьянам моя болтливость может боком выйти, правда, дядя Рич станет уважать…

А год заканчивался, глянь – уже декабрь на дворе. Погода день ото дня делалась поганее, дожди сменялись мокрым снегом, и наоборот. Только к Рождеству снег лёг основательно.

На праздник дядя Рич распорядился отвезти в деревню бочку эля – угощение крестьянам с барского стола. Слуги в доме тоже получили от щедрот хозяина: и выпивку и толику денег.

Праздновали с размахом, но уж очень однообразно. Много пили, ещё больше ели, ничем в этом смысле не отличаясь от большинства жителей планеты в двадцать первом веке.

По весне перед Беркли стал вопрос: сеять зерно, или не сеять? Он и мне его задавал. Я уклончиво отвечала, мол, сами решайте, а то насоветую, да неправильно, что тогда? Не хотела нести моральную ответственность, ведь могли быть затронуты интересы многих людей. Конечно, окончательное решение за хозяином, но, все-таки…

А тут дядя Рич получил известие, что в Бирмингеме и Ковентри открылись новые мануфактуры, и больше не колебался:

– Я решил последовать твоему совету, племяшка. Нынче закуплю гросс (дюжину дюжин) голов овец, – сказал мне дядя Рич за ужином. – Сеять зерно в этот год не стану вовсе – ещё нераспроданное лежит. Землю пущу под пастбища.

Вот, чёрт! Получается – я в ответе за его решение!

– А если что-то пойдёт не так? Вы не станете попрекать меня за неверный совет, дядя?

– Не беспокойся, не стану. Я знаю, что делаю. Если не случиться чего-нибудь совсем уж из ряда вон, я не только не прогадаю, но и буду при хороших барышах.

– А как же ваши арендаторы-йомены?

Дядя Рич пожал плечами:

– Видит бог, я не желаю этим людям зла. Однако земля принадлежит мне, я вправе распоряжаться ею по своему усмотрению.

Что я могла возразить? Раньше надо было думать, прежде чем советы давать. Слово не воробей – попробуй, поймай его!

Историю не остановишь. Спрос на сукно породил мануфактуры, а тем нужна шерсть, её дают овцы, а им требуются пастбища… Вот и выстроилась цепочка. И я, со своими советами как бы сбоку припёка.

А время бежало без оглядки. Уже пузичко у меня начало расти – шестой месяц.

Вместе с животом росла тревога в душе: как всё пройдёт? У специалиста не наблюдаюсь – женские консультации появятся лет через триста пятьдесят; анализы… тут и слова такого не знают. Я уже не говорю про УЗИ и МРТ. Правда, и в нашем веке девчонки-малолетки, случается, тайком рожают, дома в ванной, а то и вовсе в сарае каком. Но те – дуры, а мне-то, работнику «скорой», хорошо известно, чем такие роды могут закончиться. Уговаривала себя: обойдётся, не ты первая, не ты последняя, тут дядя Рич прав. Да и, хочешь не хочешь, а рожать всё равно придётся.

После череды пасмурных дней с унылой моросью, когда мельчайшие капли словно подвешены в воздухе, и всё вокруг тонет в тумане, как-то сразу, вдруг, распогодилось. Живое яркое солнце согрело и подсушило мокрую озябшую землю, лёгкий ветерок разогнал дымку, чистый прозрачный воздух наполнился запахами и звуками – ещё одна зима осталась позади.

Меня потянуло на волю – опостылело сидение в четырёх стенах. Да и Матильда, моя лошадка, застоялась, поди.

Дядя Рич был не против возобновления верховых прогулок, но настоял, чтобы я выезжала обязательно в сопровождении слуги.

Ездила я шагом – никаких рысей и галопов. Мой грум Джозеф, тощий долговязый парень, верхом на старой кляче – карикатурный Дон Кихот – всегда плелся сзади.