Читаем По ту сторону полностью

Потом он начал расспрашивать Безайса о Советской России. Безайс рассказывал охотно, и Матвеев слушал его с некоторым удивлением. Все фабрики работают, закрыты те, которые не нужны. Голод только в Поволжье, а в остальных местах благополучно. На железных дорогах образцовый порядок. Особенно налег он на электрификацию и детские дома, в которых, по его словам, дети пьют какао и одеваются, как ангелы. Он лгал уверенно, и Матвеев не понимал, зачем это ему нужно. Позже он спросил его об этом.

- Видишь ли, - ответил Безайс, - цели у меня не было никакой. Но мне было неприятно рассказывать про свою республику всякую дрянь. Он все равно человек не наш, и у него голова забита всякой чепухой, о трупах, которые у нас выдают по карточкам. Ему это не повредит.

Жуканов слушал и кивал головой. Когда Безайс кончил, он спросил:

- А почему у вас на гербе находятся серп и молот?

- Это значит, - ответил Безайс, - что рабочий класс управляет страной в союзе с крестьянством.

- Так, - сказал Жуканов с видимым удовольствием. - Рабочий с крестьянством? А знаете, чем кончится серп и молот?

- Чем?

- Напишите слова: "молот серп" и прочтите задом наперед. Получится: "престолом".

Безайс про себя по буквам прочел слова задом наперед. Действительно, получилось "престолом".

- Ну и что же из этого?

- То, что это неспроста. Почему так получается?

- Глупо.

- Нет, не глупо. Тут что-то есть.

Он видел в этом какой-то особый, тайный смысл. Он твердо стоял на своем, и его нельзя было убедить ничем. Для него это было важнее всех доказательств.

- Тут что-то есть, - повторял он многозначительно, и это бесило Матвеева.

Жуканов вымотал из него душу своими рассуждениями, и, когда Безайс начал спорить, Матвеев не выдержал.

- Замолчи, Безайс, - сказал он. - У меня резь в животе от ваших разговоров. Пускай они кончаются чем угодно.

Он решительно закрыл глаза. Чтобы заснуть, он старался представить себе, что сани едут в обратном направлении. Жуканов и Безайс, помолчав немного, начали говорить об образовании, но конца их разговора он не слышал. Несколько раз он просыпался, чтобы поправить сползавшую набок шапку. На мгновение он видел мелькающие деревья, слышал голоса и снова погружался, как в теплую воду, в сон. Ему приснилось что-то без начала и без конца - будто он плывет в лодке по реке, и его несет к плотине, где тяжело вертится громадное мельничное колесо. А что было дальше, он не помнил.

Он проснулся оттого, что сани остановились. Жуканов говорил с кем-то быстро, пониженным голосом. Сквозь полуоткрытые веки Матвеев видел, что рядом с санями стоит всадник в солдатской шинели и в папахе, глубоко надвинутой на голову.

Матвеев медленно, еще не совсем проснувшись, разглядывал фигуру всадника. Это был высокий, с татарским обветренным лицом человек. Из-за спины торчал короткий кавалерийский карабин. Он показывал куда-то плеткой и вглядывался, щуря слегка косые глаза. Матвеев сонно смотрел на него, ни о чем не думая. Ему хотелось спать, и он закрыл глаза. Когда он снова открыл их, всадник повернул лошадь, поднялся на стременах и взмахнул плеткой. В этот момент Матвеев отчетливо увидел то, чего он сначала не заметил, - на плече, там, где проходил ремень карабина, был синий с двумя полосками погон.

Матвеев сначала даже не удивился. Несколько минут он лежал, разглядывая спину удалявшегося всадника. Тот скрылся за поворотом дороги. Матвеев устало закрыл глаза и вдруг ясно представил синий, немного смятый погон, папаху и скуластое лицо. По телу Матвеева прошла мелкая колючая дрожь. Он медленно поднялся и повернулся к Безайсу.

Сани стояли на дороге. По обеим сторонам поднимался высокий темный лес. Безайс широко раскрытыми глазами смотрел в ту сторону, куда уехал всадник. Жуканов и Варя казались скорее удивленными, чем испуганными. Матвеев глядел на них, ничего не понимая.

- Что же это такое? - спросил он строго.

- Это казак, - ответил Безайс без всякого одушевления.

- Откуда он взялся?

- Он ехал по дороге. Подъехал к саням. Остановил нас и спросил, далеко ли деревня и как называется.

- Ну?

- Вот и все. А потом поехал дальше.

Матвеев почесал мизинцем глаз и задумался.

- Значит, - сказал он, - Хабаровск занят белыми.

Он снова задумался. Надо было что-то немедленно сделать, но ему ничего не приходило в голову.

- Ну? - спросил Безайс.

- Это чертовски неприятная история, - ответил Матвеев, бесцельно вытаскивая карандаш и вертя его в руках. - Честное слово, чертовски неприятная. Надо ехать дальше, - продолжал он. - Сейчас мы на положении мух, попавших в суп. Идти назад все равно нельзя, потому что придется переходить через фронт, а мы даже не знаем, где он находится. Надо ехать в Хабаровск и либо ждать там, когда придут наши, либо ехать дальше, в Приморье.

- Ехать нельзя, - сказал Безайс, - нельзя потому, что легче попасться. В фронтовой полосе не так-то легко разъезжать взад и вперед.

- Я все равно назад не поеду, - сказал вдруг Жуканов.

- Вот и хорошо, - сказал Безайс. - Мы тоже поедем дальше.

- Я и дальше не поеду.

Это было совсем неожиданно.

- Почему? - спросил Безайс.

- Потому что потому.

- То есть как?

Перейти на страницу:

Похожие книги

Судьба. Книга 1
Судьба. Книга 1

Роман «Судьба» Хидыра Дерьяева — популярнейшее произведение туркменской советской литературы. Писатель замыслил широкое эпическое полотно из жизни своего народа, которое должно вобрать в себя множество эпизодов, событий, людских судеб, сложных, трагических, противоречивых, и показать путь трудящихся в революцию. Предлагаемая вниманию читателей книга — лишь зачин, начало будущей эпопеи, но тем не менее это цельное и законченное произведение. Это — первая встреча автора с русским читателем, хотя и Хидыр Дерьяев — старейший туркменский писатель, а книга его — первый роман в туркменской реалистической прозе. «Судьба» — взволнованный рассказ о давних событиях, о дореволюционном ауле, о людях, населяющих его, разных, не похожих друг на друга. Рассказы о судьбах героев романа вырастают в сложное, многоплановое повествование о судьбе целого народа.

Хидыр Дерьяев

Проза / Роман, повесть / Советская классическая проза / Роман
О, юность моя!
О, юность моя!

Поэт Илья Сельвинский впервые выступает с крупным автобиографическим произведением. «О, юность моя!» — роман во многом автобиографический, речь в нем идет о событиях, относящихся к первым годам советской власти на юге России.Центральный герой романа — человек со сложным душевным миром, еще не вполне четко представляющий себе свое будущее и будущее своей страны. Его характер только еще складывается, формируется, причем в обстановке далеко не легкой и не простой. Но он — не один. Его окружает молодежь тех лет — молодежь маленького южного городка, бурлящего противоречиями, характерными для тех исторически сложных дней.Роман И. Сельвинского эмоционален, написан рукой настоящего художника, язык его поэтичен и ярок.

Илья Львович Сельвинский

Проза / Историческая проза / Советская классическая проза