Читаем По ту сторону добра и зла полностью

<p>ОТДЕЛ ЧЕТВЁРТЫЙ:</p><p>АФОРИЗМЫ И ИНТЕРМЕДИИ</p><p>63</p>

Кто учитель до мозга костей, тот относится серьезно ко всем вещам, лишь принимая во внимание своих учеников, – даже к самому себе.

<p>64</p>

«Самодовлеющее познание» – это последние силки, расставляемые моралью: при помощи их в ней можно еще раз вполне запутаться.

<p>65</p>

Привлекательность познания была бы ничтожна, если бы на пути к нему не приходилось преодолевать столько стыда.

<p>65а</p>

Бесчестнее всего люди относятся к своему Богу: он не смеет грешить.

<p>66</p>

Быть может, в склонности позволять унижать себя, обкрадывать, обманывать, эксплуатировать проявляется стыдливость некоего Бога среди людей.

<p>67</p>

Любовь к одному есть варварство: ибо она осуществляется в ущерб всем остальным. Также и любовь к Богу.

<p>68</p>

«Я это сделал», – говорит моя память. «Я не мог этого сделать», – говорит моя гордость и остается непреклонной. В конце концов память уступает.

<p>69</p>

Мы плохо всматриваемся в жизнь, если не замечаем в ней той руки, которая щадя – убивает.

<p>70</p>

Если имеешь характер, то имеешь и свои типичные пережитки, которые постоянно повторяются.

<p>71</p>

Мудрец в роли астронома. – Пока ты еще чувствуешь звезды как нечто «над тобою», ты еще не обладаешь взором познающего.

<p>72</p>

Не сила, а продолжительность высших ощущений создаёт высших людей.

<p>73</p>

Кто достигает своего идеала, тот этим самым перерастает его.

<p>73а</p>

Иной павлин прячет от всех свой павлиний хвост – и назыает это своей гордостью.

<p>74</p>

Гениальный человек невыносим, если не обладает при этом, по крайней мере, еще двумя качествами: чувством благодарности и чистоплотностью.

<p>75</p>

Степень и характер родовитости человека проникает его существо до последней вершины его духа.

<p>76</p>

В мирной обстановке воинственный человек нападает на самого себя.

<p>77</p>

Своими принципами мы хотим либо тиранизировать наши привычки, либо оправдать их, либо заплатить им дань уважения, либо выразить порицание, либо скрыть их; очень вероятно, что двое людей с одинаковыми принципами желают при этом совершенно различного в основе.

<p>78</p>

Презирающий самого себя все же чтит себя при этом как человека, который презирает.

<p>79</p>

Душа, чувствующая, что ее любят, но сама не любящая, обнаруживает свои подонки: самое низкое в ней всплывает наверх.

<p>80</p>

Разъяснившаяся вещь перестаёт интересовать нас. – Что имел в виду тот бог, который давал совет: «познай самого себя»! Может быть, это значило: «перестань интересоваться собою, стань объективным»! – А Сократ? – А «человек науки»? -

<p>81</p>

Ужасно умереть в море от жажды. Уж не хотите ли вы так засолить вашу истину, чтобы она никогда более не утоляла жажды?

<p>82</p>

«Сострадание ко всем» было бы суровостью и тиранией по отношению к тебе, сударь мой, сосед! -

<p>83</p>

Инстинкт. – Когда горит дом, то забывают даже об обеде. – Да – но его наверстывают на пепелище.

<p>84</p>

Женщина научается ненавидеть в той мере, в какой она разучивается очаровывать.

<p>85</p>

Одинаковые аффекты у мужчины и женщины все-таки различны в темпе – поэтому-то мужчина и женщина не перестают не понимать друг друга.

<p>86</p>

У самих женщин в глубине их личного тщеславия всегда лежит безличное презрение – презрение «к женщине».

<p>87</p>

Сковано сердце, свободен ум. – Если крепко заковать свое сердце и держать его в плену, то можно дать много свободы своему уму, – я говорил это уже однажды. Но мне не верят в этом, если предположить, что сами уже не знают этого.

<p>88</p>

Очень умным людям начинают не доверять, если видят их смущенными.

<p>89</p>

Ужасные переживания жизни дают возможность разгадать, не представляет ли собою нечто ужасное тот, кто их переживает.

<p>90</p>

Тяжелые, угрюмые люди становятся легче именно от того, что отягчает других, от любви и ненависти, и на время поднимаются к своей поверхности.

<p>91</p>

Такой холодный, такой ледяной, что об него обжигают пальцы! Всякая рука содрогается, прикоснувшись к нему! – Именно поэтому его считают раскаленным.

<p>92</p>

Кому не приходилось хотя бы однажды жертвовать самим собою за свою добрую репутацию? -

<p>93</p>

В снисходительности нет и следа человеконенавистничества, но именно потому-то слишком много презрения к людям.

<p>94</p>

Стать зрелым мужем – это значит снова обрести ту серьезность, которою обладал в детстве, во время игр.

<p>95</p>

Стыдиться своей безнравственности – это одна из ступеней той лестницы, на вершине которой стыдятся также своей нравственности.

<p>96</p>

Нужно расставаться с жизнью, как Одиссей с Навсикаей, – более благословляющим, нежели влюбленным.

<p>97</p>

Как? Великий человек? – Я все еще вижу только актера своего собственного идеала.

<p>98</p>

Если дрессировать свою совесть, то и кусая она будет целовать нас.

<p>99</p>

Разочарованный говорит: «Я слушал эхо и слышал только похвалу» -

<p>100</p>

Наедине с собою мы представляем себе всех простодушнее себя: таким образом мы даем себе отдых от наших ближних.

<p>101</p>

В наше время познающий легко может почувствовать себя животным превращением божества.

<p>102</p>

Открытие взаимности собственно должно бы было отрезвлять любящего относительно любимого им существа. «Как? даже любить тебя – это довольно скромно? Или довольно глупо? Или – или -«

<p>103</p>
Перейти на страницу:

Похожие книги

Иисус Неизвестный
Иисус Неизвестный

Дмитрий Мережковский вошел в литературу как поэт и переводчик, пробовал себя как критик и драматург, огромную популярность снискали его трилогия «Христос и Антихрист», исследования «Лев Толстой и Достоевский» и «Гоголь и черт» (1906). Но всю жизнь он находился в поисках той окончательной формы, в которую можно было бы облечь собственные философские идеи. Мережковский был убежден, что Евангелие не было правильно прочитано и Иисус не был понят, что за Ветхим и Новым Заветом человечество ждет Третий Завет, Царство Духа. Он искал в мировой и русской истории, творчестве русских писателей подтверждение тому, что это новое Царство грядет, что будущее подает нынешнему свои знаки о будущем Конце и преображении. И если взглянуть на творческий путь писателя, видно, что он весь устремлен к книге «Иисус Неизвестный», должен был ею завершиться, стать той вершиной, к которой он шел долго и упорно.

Дмитрий Сергеевич Мережковский

Философия / Религия, религиозная литература / Религия / Эзотерика / Образование и наука