Читаем По ту сторону добра и зла полностью

Опасность счастья. – «Все служит на благо мне; теперь мила мне всякая судьба – кому охота быть судьбой моей?»

<p>104</p>

Не человеколюбие, а бессилие их человеколюбия мешает нынешним христианам предавать нас сожжению.

<p>105</p>

Свободомыслящему, «благочестивцу познания», еще более противна pia fraus (противна его «благочестию»), чем impia fraus. Отсюда его глубокое непонимание церкви, свойственное типу «свободомыслящих», – как его несвобода.

<p>106</p>

Музыка является средством для самоуслаждения страстей.

<p>107</p>

Раз принятое решение закрывать уши даже перед основательнейшим противным доводом – признак сильного характера. Стало быть, случайная воля к глупости.

<p>108</p>

Нет вовсе моральных феноменов, есть только моральное истолкование феноменов…

<p>109</p>

Бывает довольно часто, что преступнику не по плечу его деяние – он умаляет его и клевещет на него.

<p>110</p>

Адвокаты преступника редко бывают настолько артистами, чтобы всю прелесть ужаса деяния обратить в пользу его виновника.

<p>111</p>

Труднее всего уязвить наше тщеславие как раз тогда, когда уязвлена наша гордость.

<p>112</p>

Кто чувствует себя предназначенным для созерцания, а не для веры, для того все верующие слишком шумливы и назойливы, – он обороняется от них.

<p>113</p>

«Ты хочешь расположить его к себе? Так делай вид, что теряешься перед ним -«

<p>114</p>

Огромные ожидания от половой любви и стыд этих ожиданий заранее портят женщинам все перспективы.

<p>115</p>

Там, где не подыгрывает любовь или ненависть, женщина играет посредственно.

<p>116</p>

Великие эпохи нашей жизни наступают тогда, когда у нас является мужество переименовать наше злое в наше лучшее.

<p>117</p>

Воля к победе над одним аффектом в конце концов, однако, есть только воля другого или множества других аффектов.

<p>118</p>

Есть невинность восхищения: ею обладает тот, кому еще не приходило в голову, что и им могут когда-нибудь восхищаться.

<p>119</p>

Отвращение к грязи может быть так велико, что будет препятствовать нам очищаться – «оправдываться».

<p>120</p>

Часто чувственность перегоняет росток любви, так что корень остается слабым и легко вырывается.

<p>121</p>

Что Бог научился греческому, когда захотел стать писателем, в этом заключается большая утонченность – как и в том, что он не научился ему лучше.

<p>122</p>

Иной человек, радующийся похвале, обнаруживает этим только учтивость сердца – и как раз нечто противоположное тщеславию ума.

<p>123</p>

Даже конкубинат развращен – браком.

<p>124</p>

Кто ликует даже на костре, тот торжествует не над болью, а над тем, что не чувствует боли там, где ожидал ее. Притча.

<p>125</p>

Если нам приходится переучиваться по отношению к какому-нибудь человеку, то мы сурово вымещаем на нем то неудобство, которое он нам этим причинил.

<p>126</p>

Народ есть окольный путь природы, чтобы прийти к шести-семи великим людям. – Да, – и чтобы потом обойти их.

<p>127</p>

Наука уязвляет стыдливость всех настоящих женщин. При этом они чувствуют себя так, точно им заглянули под кожу или, что еще хуже, под платье и убор.

<p>128</p>

Чем абстрактнее истина, которую ты хочешь преподать, тем сильнее ты должен обольстить ею еще и чувства.

<p>129</p>

У чёрта открываются на Бога самые широкие перспективы; оттого он и держится подальше от него – чёрт ведь и есть закадычный друг познания.

<p>130</p>

Что человек собою представляет, это начинает открываться тогда, когда ослабевает его талант, – когда он перестаёт показывать то, что он может. Талант – тоже наряд: наряд – тоже способ скрываться.

<p>131</p>

Оба пола обманываются друг в друге – от этого происходит то, что, в сущности, они чтут и любят только самих себя (или, если угодно, свой собственный идеал – ). Таким образом, мужчина хочет от женщины миролюбия, – а между тем женщина по существу своему как раз неуживчива, подобно кошке, как бы хорошо она ни выучилась выглядеть миролюбивой.

<p>132</p>

Люди наказываются сильнее всего за свои добродетели.

<p>133</p>

Кто не умеет найти дороги к своему идеалу, тот живёт легкомысленнее и бесстыднее, нежели человек без идеала.

<p>134</p>

Только из области чувств и истекает всякая достоверность, всякая чистая совесть, всякая очевидность истины.

<p>135</p>

Фарисейство не есть вырождение доброго человека: напротив, изрядное количество его является скорее условием всякого благоденствия.

<p>136</p>

Один ищет акушера для своих мыслей, другой – человека, которому он может помочь разрешиться ими; так возникает добрая беседа.

<p>137</p>

Вращаясь среди ученых и художников, очень легко ошибиться в обратном направлении: нередко в замечательном ученом мы находим посредственного человека, а в посредственном художнике очень часто – чрезвычайно замечательного человека.

<p>138</p>

Мы поступаем наяву так же, как и во сне: мы сначала выдумываем и сочиняем себе человека, с которым вступаем в общение, – и сейчас же забываем об этом.

<p>139</p>

В мщении и любви женщина более варвар, чем мужчина.

<p>140</p>

Совет в форме загадки. – «Если узы не рвутся сами, – попробуй раскусить их зубами».

<p>141</p>

Брюхо служит причиной того, что человеку не так-то легко возомнить себя Богом.

<p>142</p>

Вот самые благопристойные слова, которые я слышал: «Dans le veritable amour c'est l'ame, qui enveloppe le corps».

<p>143</p>
Перейти на страницу:

Похожие книги

Иисус Неизвестный
Иисус Неизвестный

Дмитрий Мережковский вошел в литературу как поэт и переводчик, пробовал себя как критик и драматург, огромную популярность снискали его трилогия «Христос и Антихрист», исследования «Лев Толстой и Достоевский» и «Гоголь и черт» (1906). Но всю жизнь он находился в поисках той окончательной формы, в которую можно было бы облечь собственные философские идеи. Мережковский был убежден, что Евангелие не было правильно прочитано и Иисус не был понят, что за Ветхим и Новым Заветом человечество ждет Третий Завет, Царство Духа. Он искал в мировой и русской истории, творчестве русских писателей подтверждение тому, что это новое Царство грядет, что будущее подает нынешнему свои знаки о будущем Конце и преображении. И если взглянуть на творческий путь писателя, видно, что он весь устремлен к книге «Иисус Неизвестный», должен был ею завершиться, стать той вершиной, к которой он шел долго и упорно.

Дмитрий Сергеевич Мережковский

Философия / Религия, религиозная литература / Религия / Эзотерика / Образование и наука