По ту сторону экрана (СИ)

— Проходи, Ясенева, не стесняйся, — заявил, тем временем Сушков, чей голос неприятно резал слух в напряженной тишине. — Сейчас ты расскажешь нам о том, стоило ли оно того: становиться подстилкой Лазарева, чтобы оставить всех нас без денег?

Я поморщилась. Слишком много привычной глупой театральности было в его словах. Иногда он устраивал подобные эскапады для клиентов, но на них они действовали не менее раздражающе. Я лишь утвердилась в собственных мыслях о том, что увольнение из S — это хорошо и правильно. Все равно работать под началом этого самодура у меня бы не получилось.

— Я не хочу в этом участвовать, Михаил Александрович, — твердо произнесла я, проигнорировав грубое и несправедливое обвинение. — Мне нужно забрать вещи и документы. И побыстрее уйти отсюда.

— Надо же, как у тебя все просто, Ясенева! Обуть бюро на пару с обоими Лазаревыми и уйти, как ни в чем нет бывало! Не получится, Ева Сергеевна!

Он уже и Станислава Викторовича сюда приплел. Я бы на его месте не была так уверена. Решительно обошла недоумевающих сотрудников, внимательно следящих за развернувшимся перед ними представлением, и прошла к своему кабинету, открывая дверь ключом, стараясь не обращать внимания ни на следующего за мной по пятам Сушкова и немного отставших зрителей, ни на щемящую тоску от взгляда на пустой кабинет Лазаревых.

— Если ты думаешь, что легко отделалась и следствие не нашло твоей причастности к пропаже денег, ты ошибаешься! — не унимался Сушков, пока я быстро скидывала личные вещи и канцелярские принадлежности в очень кстати не выброшенную коробку, с которой переезжала в этот кабинет неделю назад. — Я сам найду доказательства! И завалю следственный комитет жалобами! Подниму общественность!

Стараясь абстрагироваться от его слов, чтобы не растерять смелость, я напоследок оглядела кабинет, чтобы удостовериться в том, что ничего не забыла. Вроде бы всё. Осторожно положила сверху коробки бутылек с черными чернилами, чтобы не разлился. Успела купить его, чтобы заправлять счастливую ручку, но пока еще не применила по назначению.

— Документы на увольнение готовы? Трудовая? Выписки? — холодно бросила я, переведя взгляд на Сушкова.

— А не получишь ты документы, пока не ответишь на вопрос о том, где деньги, похищенные со счетов S? — фыркнул он, перегородив мне выход из кабинета.

Остальные сотрудники продолжали наблюдать за нашим диалогом сквозь стеклянную стену кабинета и раскрытую настежь дверь.

— Ты должна ответить за свое предательство, благодаря которому бюро осталось без средств к существованию, а его сотрудники останутся без зарплат!

— Я не имею к этому отношения. Дайте пройти!

— Нет уж, дорогуша, тебе не удастся выйти из этой истории белой и пушистой! — гневно прошипел он и, когда я попыталась обойти его, железной хваткой вцепился в мой правый локоть.

От резкой боли я чуть коробку с вещами из рук не выпустила.

— Отпустите! — зашипела я.

Смелости во мне почти не осталось. Будучи один на один против разъяренного Сушкова и хмурого, агрессивно настроенного им коллектива бюро, я трезво оценивала свои шансы. За деньги люди на многое готовы и, поддавшись стадному инстинкту, легко раздерут меня на сувениры. Сердце в груди забилось испуганной, рвущейся на волю птичкой.

— Нет уж! — рявкнул он рядом с моим ухом, заставляя отшатнуться, но выдернуть свою руку из его захвата так и не получилось, все же сил у него было явно больше. — Где деньги, Ясенева?!

Я не сдержала всхлип и прикрыла веки. Стало по-настоящему страшно. Ёшкин кодекс, как я оказалась в такой дурацкой ситуации?! И неужели Денис, действуя, по его же словам «справедливо и правильно» не предусмотрел такого поворота событий?! Кажется, я все-таки в нем ошиблась. И от этого осознания внутри стало еще паршивее, хотя паршивее, кажется, было некуда.

Все мои силы уходили на то, чтобы просто не расплакаться, понимая, что сделать это вот так, перед всеми, поддавшись давлению обвинений, будет мало того, что унизительно, так еще и равносильно косвенному признанию своей вины в происходящем.

— Где наши деньги?! Отвечай, или окажешься за решеткой, вместе со своим Лазаревым! Где наши деньги! — заорал Сушков, и эту же фразу эхом повторил кто-то из толпы сотрудников, а остальные забормотали что-то поддерживающее.

От нарастающей с каждым мгновением паники закружилась голова, а перед глазами заскакали разноцветные пятнышки, заставившие зажмуриться. В груди стало тесно. Казалось, что кислорода не хватает и, если так продолжится, я рискую задохнуться. Все это выглядело, как происходящий наяву кошмар, от которого было никуда не деться. Но он закончился всего тремя словами, произнесенными знакомым, полным спокойствия и уверенности голосом:

— Убери руки, Миша.

Лазарев. И от понимания того, что мне это не померещилось, резко и рвано вдохнула воздух. Я заметила бы его раньше, если бы не зажмурилась, не желая видеть происходящего вокруг меня ужаса. Все остальные, стоящие к дверям лифта спиной, вынуждены были обернуться, чтобы удостовериться что Денис действительно здесь.