По ту сторону гор

Над головой перебирали словно крупу иглы хвои сосны и ели, среди беспокойно подвижных ветвей которых сверкали ярким солнечным светом голубые осколки небес. Под ногами шуршали, причудливо переплетаясь, мягкие зеленые нити трав.

Конечно, света и жизни в густом лесу не хватало, но причиной тому были вовсе не силы ночи.

Чувствуя, что зашел в самую чащу, Аль вновь огляделся. Он надеялся заметить какой-нибудь след, показывавший, в какую сторону ушли его друзья, а еще лучше — услышать поблизости их голоса.

Однако всё, что доносилось до его слуха, это шепот ветра, вздохи деревьев да причудливый свист скрытых в ветвях пичуг.

Ему это не нравилось. Чувство беспокойства становилось все сильнее и сильнее, заставляя ускорять шаг до тех пор, пока, наконец, паника не погнала его бегом, через кусты и заросли крапивы вперед, не важно куда, лишь бы не стоять на месте, сгорая от множества жутких мыслей и предчувствий.

Юноша бежал, не разбирая дороги, царапая руки о ветки, которые, срываясь, хлестали по щекам, норовя побольнее ранить, и не замечая ничего этого. Ему стало совершенно все равно, заблудится он или нет. Заблудится — так даже лучше. Ему вспомнилась примета: того, кто потерялся, и беда не найдет. Царевичу почему-то казалось, что сейчас — это его единственный шанс на спасение.

Он запыхался, пот залил лицо, дыхание стало быстрым и напряженным, стук сердца — таким быстрым, что почти слился в мерную дробь сигнального барабана.

Лес вокруг изменился. Ель и сосна, придававшие сумрачность зарослям, исчезли, из лиственных деревьев остались осины, березы, рябина да ива, все невысокие, какие-то болезненно чахлые. Их стволы покрывал мох, который, вытеснив траву, заполнил и землю, чавкавшую, прогибаясь, под ногами странника. В воздухе витал сладковатый дух сырости и смерти.

А царевич словно не замечал всех этих признаков приближения к болоту.

Еще недавно ярко мерцавшее в небесах солнце спряталось за дымкой, которую, в отсутствии завязших в трясинах ветров, ничто не тревожило.

Туман клубился, заполняя собой овраги и впадины, вился между деревьями, сплетая их пушистой шалью, путался под ногами, заставляя спотыкаться о коряги, камни, сломанные ветки и еще множество чего, валявшегося на невидимой за плотной дымкой земле.

Непонятно, как он умудрялся ни за что не зацепиться ногой, ни во что не провалиться. Хотя, возможно, для него было бы лучше как раз упасть, когда падение прекратило бы это безумное бегство от самого себя, боль вернула рассудок, заставляя оглядеться, задуматься: "что же я такое делаю?"

Но пока ноги несли его вперед, этот вопрос не забредал в голову, в которой была совершеннейшая пустота — такая же холодная и безликая, как снежная пустыня во владениях властелина ночи.

А затем вдруг…

Он даже не успел испугаться, очнувшись, услышав собственный вскрик — раздосадованный "ну что еще случилось?!" и удивленный — "как это могло произойти?".

К тому моменту, как глаза вновь начали видеть, а разум мыслить, он погрузился уже по колени в вязкую, черную с зеленоватым налетом жижу.

"Что это такое?" — он несколько мгновений смотрел себе под ноги, но, еще не способный связать воедино запах затхлой сырости и воду под ногами, не понял, что угодил в трясину.

И потому в его душе не было страха, заставлявшего бы нервно биться, пытаясь вырваться из ловушки, которая в этом случае, питаясь его собственными силами, захлопнулась бы куда быстрее.

Погруженный в вызванное непониманием оцепенение, он застыл, словно оледенев, перестав чувствовать свое тело, лишившись способности двигаться. Только это его и спасло. А еще — оказавшиеся у самой головы ветви ивы, которая как специально склонилась над ним, предлагая помощь. Аль мог и не заметить ее — редко ли бывает, что человек не видит то, чего не ожидает увидеть. Но ива, словно будучи существом, разумным настолько, чтобы предположить подобное, для верности принялась настойчиво похлопывать его по плечу, призывая обратить на нее внимание.

Прикосновение заставило юношу, вздрогнув, очнуться ото сна наяву. Опасность, в которой он себя обнаружил, была так велика, что на некоторое время юноша вновь погрузился в мертвое оцепенение.

Аль не мог поверить, что, пройдя горы с их многочисленными трещинами, расщелинами и обрывами, встретившись с повелителем мрака, он вот так, легко, за нечего делать отдаст свою жизнь какому-то жалкому болоту!

Это было несправедливо.

И, все же, несмотря на то, что вслед за оцепенением на него нахлынула, накрывая с головой, волна отчаяния, Алиору хватило ума заставить себя несколько успокоиться, и только потом что-либо предпринимать. Иначе он бы не спасся, даже имея на это все шансы и помощь богов в придачу.