— Каэл? — осторожно позвала я, не зная подходить ближе или выйти вон.
Мальчик вздрогнул и поднял голову. Желтоватые глаза покраснели, выгоревшая челка прилипла ко лбу. Я нерешительно двинулась дальше, осторожно присев на край кровати.
— Я кричал? Да?
Я кивнула. Мальчик сел, поджав к груди колени.
— Кошмар? — уточнила я, положив на худенькое плечо руку.
Под пальцами ощущались выпирающие кости, хрупкого детского тела. Каэл не отодвинулся, только громко шмыгнул носом и взглянул на дверь. Было от чего- то жаль его, такого хрупкого в такой огромной комнате. Слишком просторно… слишком одиноко.
— Мне они не часто снятся… Просто сегодня опять…
Видно было, что мальчик стыдится своей слабости и ему тяжело говорить об этом. А еще, судя по тому, как устало он смотрел на двери, Каэл не хотел, чтобы его слышал отец.
— Всем они снятся, — пожала я плечами.
— Даже вам? — недоверчиво уточнил мальчик, — прислуга шепталась, что вы ведьма.
— Я опять кивнула.
— А правда, что вы помогаете отцу ловить убийцу?
— Это тоже прислуга нашептала? — усмехнулась я.
— Нет… тот забавный гоблин. Он сказал, что вы на спецзадании.
Вот Зори, спасибо тебе. Воистину язык без костей. Мне оставалось только сидеть и неловко пожимать плечами. Поди знай, насколько секретно то, что я могу рассказать мальчику. Каэл мою реакцию понял без объяснений, тяжко вздохнул и уставился в окно.
— Ты ложись спать, еще очень рано, — шепнула я, потрепав мальчика по плечу.
Молчит. Смотрит в окно. Ясно. Боится, что кошмар повторится.
— А вы отцу можете не говорить, что я кричал? — недоверчиво спросили у меня после паузы.
— Могу.
Каэл снова замолчал. Я чувствовала себя неуютно в этой просторной комнате, заваленной игрушками. Вон в углу огромная железная дорога с холмами и лесом из крашенной губки. За такую я бы в детстве не задумываясь отдала душу. Модель огромного самолета под потолком. Стеллаж с несчетным количеством книг. Светящийся глобус.
— Пойду я, — неловко отозвалась я, слезая с постели.
Но уйти мне не дали. Детские пальцы сжались на запястье.
— А можете еще немного посидеть? — с надеждой попросил мальчик, заглядывая мне в глаза, как побитый щенок. — Не долго. Я быстро засну. Честно — честно.
Я хотела отказать. Ну и вправду, что мне за дело до этого инквизиторского отпрыска? Ну приснился ему кошмар. Можно подумать! Кто я ему? Нянька? Подружка?
— Хорошо, — неожиданно сорвалось с моих губ, — только не долго. Не болтать и сразу спать.
Каэл радостно засопел, ныряя под одеяло. Я пересела в кресло у кровати, закинув ноги на небольшой пуф. Ну вот что это было? Ведь могла же просто уйти. Сослаться на свои взрослые дела и уйти, оставив мальчишку лежать одного в темной комнате…
— Точно не уйдете? — донеслось откуда- то из вороха подушек.
— Спи уже, — беззлобно огрызнулась я, отвернувшись к окну.
Вскоре в комнате и вправду стало тихо. Каэл стал дышать ровнее. А я продолжала сидеть у его постели, вглядываясь в светлеющий небосвод. Не ушла, потому что знаю, каково это трястись от шорохов, лежа в темной комнате. Знаю, как это чувствовать свою уязвимость и одиночество. И особенно это горько, когда знаешь, что утешать тебя никто не придет. Не будет вот так сидеть у постели, вслушиваясь в твое дыхание.
Моя приемная семья не была со мной жестокой. Меня не заставляли работать сверх меры, не били, не обижали. Заботились… Но не любили. Я чувствовала свою инородность в дружной целительской среде. Меня редко обнимали, да я и не просила. Не целовали на ночь, не одаривали мимолетной лаской. Они просто делали свою работу. Воспитывали, кормили, одевали, лечили. Для любви и заботы у них было двое своих детей, наделенных светлым даром. К чему им была я? Да, я жила не в приюте, а в семье. Только вот семьи у меня никогда не было. Потому не смогла уйти, оставив еще одного ребенка в одиночестве. И пускай, кто- то скажет, что это слюнтяйство, что дети должны быть стойкими, что это готовит их к жизни. Глупости. Это только обозлит… Это я тоже очень хорошо знаю.
Из комнаты Каэла я вышла, когда теплый утренний свет разогнал все тени из углов. Пускай и мелочь, но на душе стало немного легче.
ГЛАВА 12
С бодрым утром!
До завтрака еще была куча времени и я, без стыда и мук совести, решила уединиться там, где меня никто не найдет и не помешает травить организм никотином. Место для единения с «пороком» я выбирала тщательно, чтобы меня не то что не было видно, но чтобы даже унюхать было невозможно. Ведь если Зори меня застукает за этим занятием на голодный желудок, то терпеть мне нудную лекцию о язве желудка как минимум несколько часов.
Уединение нашлось в пушистых зарослях жасмина, у искусственного ручейка. Ручеек журчал, пуская солнечные зайчики в синеющее небо, птички пели, я дымила, сидя на камне. РАЙ. И тут:
— Доброе утро мисс Лэмон.