Ей вышвырнуло в метро. Очень странно, небывалым образом, ни разу такого не случалось. Понадобилось две минуты, чтобы установить, где она находится, а потом сообразить, что она промахнулась. В данном случае, не во времени, а в пространстве.
Алеся неверной суетливой рукой выудила телефон из сумки. После долгих гудков раздался голос Лоры. Алеся снова не стала слушать, что она там говорит.
- Некогда объяснять, езжай на Лубянку.
Через пятнадцать минут Лора принеслась со своего Рязанского проспекта, через двадцать минут они сидели в баре "Разведка" на Новой площади, и Алеся заливалась бурными слезами.
- Это катастрофа, Лора, понимаешь?! - всхлипывала она.
Это был тяжёлый и долгий вечер. Официант был тактичен и почти безмолвен. Алеся могла сколько угодно корчиться в безутешности в обклеенном картами углу под сенью немецкого пулемёта. А потом их с Лорой деликатно проводили, словно действительно соболезнуя неведомой скорби, учтиво так попрощались, подали плащи...
А Алеся по возвращении испытывала решимость. Тупую. В хорошем смысле, потому что без раздумий.
В это время она много молилась и ходила в костёл - и в тот, что возле дома, и на Золотую горку. С отцом Тадеушем старалась избегать разговора, словно суеверно пытаясь что-то там "не спугнуть".
Она виделась с Юрием Владимировичем, и вроде бы оба они не злились уже друг на друга. Они больше не пугались, а, наверное, смирились: действительно, что есть, то есть, и с этим надо жить. Они в очередной раз, уже более вдумчиво, попросили друг у друга прощения. Хотя при этом точил иногда червячок: всё равно возникало чувство, что они отброшены куда-то назад, и придётся с определённой точки начинать сначала, а сначала уже нельзя, уже - так и хочется сказать: "здоровье не то", причём у обоих. Алеся всё чаще замечала у себя мелкие недомогания. Они были досадны. Но пока что не мешали жить.
Посвящать в свои планы глупо, но такова уж природа человека: ему хочется сладостного соучастия, и он постоянно ищет сообщника - иногда и без особой надобности.
И Алеся поделилась планами с Лорой, хотя и не обмолвилась, что она рассматривает это в каком-то высшем метафизическом смысле. А разве в любви самой по себе недостаточно "метафизики"?
Она уже с неделю положила свои серебряные кольца в воду. Можно было и ложку, но ни за что не хотелось класть туда посторонние предметы. Только её, сроднившееся, хранящее воспоминание о тепле её кожи.
Волнения пока не было, наступила сосредоточенность.
Вода была тоже не простая, а талая, да и то не вся, а лишь прозрачная её часть. Вода настаивалась, фильтровалась, заливалась в круглую посудину и ставилась в морозилку, с тем, чтобы образовать увесистую шайбу. Если Алеся пребывала в спокойном, светлом состоянии духа, то мутный центр получался маленьким. Лучше было не заниматься подготовкой воды в раздражении, чтоб белая муть с пузырьками не расползалась к краям. Алеся методично и безжалостно выжигала крутым кипятком середину, направляя тонкую струю из чайника, а остальное ставила оттаивать в красный угол, под распятие.
Когда кувшин в холодильнике наполнился, пора было действовать. Раньше - неправильно. Но и чтоб перестояло - тоже нехорошо. Но ведь начало деяния как раз совпало с субботой. Ох, прекрасный день! Алеся улыбнулась: всё складывалось неплохо, тютелька в тютельку - а хорошее начало дорогого стоит.
Она помолилась, поставила "Креольскую мессу" в исполнении Хосе Каррераса и зажала маленькую коричную свечку, даром что в ярком солнечном свете язычок её пламени терялся. Но огонь всегда огонь, это раз. И аромат приятный, это два.
Алеся снова остановилась и засомневалась. Она снова застыла с книгой в руках. Может, не мудрить? Попробовать ту штуку с шалфеем? И покачала головой. Она уже решила, что использует рецепт, списанный у Влады. А она, в свою очередь, сидела в Особой секции Княжеской библиотеки, чтоб раздобыть эту формулу, измочаленная книжка начала девятнадцатого века так и норовила развалиться от любого прикосновения, а библиотекарша ещё стояла над ней, как Цербер, как бы чего не вышло - и неужели таким усилиям пропадать даром? Ну уж нет!
Алеся выдвинула ящичек и потянулась за бумажным пакетиком. И, конечно, его не нашла. Ну правильно, надо было решить, что ей это не нужно и отдать одной знакомой ведьме! И плевать, что в обмен на услугу. Всё равно досадно. Теперь у неё нет толчёного можжевельника. Вечно какой-то спотыкач, когда только-только вдохновение нахлынуло! Не тащиться же в "Васильки"? Всё простынет и протухнет! С раздражённым ворчанием она зашарила в ящике и, к радости, нащупала комочек, обёрнутый фольгой. Фффух, сухие ягоды. Ладно, уже легче. Ступка-то и пестик имеются. Хорошо, что она Батуре их не всучила, когда он собирался гнать можжевеловую водку.