По ту сторону грусти (СИ)

Обнаружилось несколько закономерностей. Алеся не рисовала себе мезальянса: она представляла себя женщиной лет пятидесяти пяти (даже со скидкой на ведьминскую моложавость этот шаг был для неё героическим). Она изо всех сил пыталась слушать, даже притом, что у неё была всего лишь раковина, а не настоящий прибой: пыталась угадать, что бы ему понравилось, а что нет, какие её привычки могли бы раздражить, а что было бы козырем. Она пыталась представить, что они уже нагляделись и надышались друг другом: а что бы они делали после этого, как бы себя вели? Она мысленно отрабатывала каждый жест, интонацию и прикосновение - делала всё то, без чего так здорово до сих пор обходилась. Она обложилась медицинскими справочниками и пыталась вникнуть, какой она должна была быть - её забота? Она мысленно приготовилась беспокоиться, тревожиться и терпеть неудобства. Она счастливо отметила, что темперамент у неё что надо - и если б он из-за болезни не смог дарить ей страсть, ей вполне хватило бы и нежности: этим можно выразить ничуть не меньше.

И она проживала уже даже не вторую, а третью свою неудавшуюся жизнь.

Глава двадцать первая

Что делать

На выставку она тогда, конечно же, пошла - как и в другие места, куда приглашал прокурор. Она любила и тонкие вина, и театр, и умные беседы с людьми высокого полёта. А пани Агнешка, оказывается, относилась к подобной вольнице демократично: у неё у самой были поклонники.

Около семи во дворе остановилась тёмная "ауди", в неё впорхнула Стамбровская, одетая парадно и строго. Вещей у неё было не так много, зато все элегантные и сочетаемые. Она давно и, возможно, преждевременно, сделала выбор в пользу классики. Но ведь именно на жакете в стиле Тэтчер лучше всего смотрится неброский, но значительный орден - вместо сотни колье и брошек.

Попросила побыстрее, приехала раньше, поблуждала глазами по нарядной толпе и - не ошиблась ведь! - увидела министра. Да, он тоже всегда любил живопись. Обрадовалась, изящно взмахнула рукой, он заметил её, с улыбкой помахал в ответ, развернулся, Лидия Дмитриевна тоже приветливо заулыбалась. Алеся подошла. Они поговорили минут пять. Он попробовал тактично выспросить, как у неё дела, заметил, что она похудела и смотрит как-то озабоченно. Алеся с новой, мягко сияющей улыбкой поспешила развеять беспокойство. Несколькими мазками она набросала картину напряжённой, торопливо-плотной жизни. Плавно закруглила фразу, выразительно оглянулась, на прощание кивнув, неспешно зашагала обратно и тут же встретилась глазами с Казакевичем. Прокурор не смог сдержать изумления, и Алеся сполна насладилась выражением его лица. На осторожный вопрос беззаботно вставила пару фраз о деле Вышинского и демонстративно поправила бордовый крестик на груди. Сделала маленький жест, говорящий о нежелании отвлекаться на посторонние темы. Прокурор лишь отметил, что она не так проста. Хотя ведь она изначально такой не казалась, n'est-ce pas? Вечер прошёл прекрасно, торжественно и приподнято, но до самого конца Михаил Семёнович не мог отделаться от лёгкого привкуса замешательства.

Алеся научилась наслаждаться подобными штучками. Совсем недавно, буквально на днях, она присутствовала на похоронах Брежнева. У неё не то, чтоб захватило дух от причастности к истории, но она была увлечена. Незаметно скользя за спинами и сливаясь с тенями, ловила выражения лиц, вглядывалась в позы, отмечала, кто где стоит, с кем говорит и как смотрит. Пускай она не ощущала это нутром и кожей, но составляла занятные схемки путём анализа. То и дело бросала взгляды на Андропова. "Чует своё право, чует", - с хищным довольством усмехалась Алеся. Вот его не могла воспринимать сухо: моментально срабатывали все датчики, считывались флюиды. Так, хватит, думала она, и сворачивала приём, повернувшись в другую сторону. Романов, Гришин, Тихонов, Черненко сливались у неё в мутные газетные пятна. Живее виделись Громыко и Устинов, правда, потом она всё равно удивлялась, насколько министр разный в прошлой жизни и в нынешней, ну совсем другое ощущение.

И снова смотрела на Юрия Владимировича с траурной повязкой на рукаве. И с тревожным неудовольствием отмечала перемены: да, ему полагалось глядеть невесело и угрюмо - но всё-таки. Его фигура оставалась массивной и полной, но лицо как-то осунулось, непропорционально и тревожаще погрустнело. Куда делись её любимые щёчки?..

Алеся огорчилась, поняв не только свою невнимательность, но и то, что всё происходит слишком быстро. Если задуматься - доводило до сладко-тошного трепетания в горле и подгибающихся коленей. Она знала, что на протяжении восемьдесят второго он очень много и напряжённо работал. Борьба за власть съела и задор, и обаяние, и здоровье. Она ему говорила, чтоб не убивался и отдыхал, но слова её уходили как в сухую землю. Да она и сама сознавала: не послушается. Не такой он человек. И она бы не послушалась, ну о чём тут говорить?