По ту сторону грусти (СИ)

Она наконец увидела нечто вроде оазиса - но он высох давным-давно. Остались только руины, и груды камней, и скелеты пальм. Алеся спешилась, не расставаясь со щитом, и направилась к остаткам сооружений - по всему было видно, что в центре находилась даже маленькая скромная мечеть, но теперь и она была разрушена.

- Женщина!

Алеся вздрогнула. Голос принадлежал немолодому человеку и исполнен был возмущения и потрясения.

Рывком обернулась. Поодаль стоял седобородый старик со смуглым жёстким лицом. По спине прошла дрожь от одного его взгляда. На нём был полосатый тюрбан, в руке он держал кривую саблю. Серый скакун переступал длинными ногами рядом.

Наверное, и неизвестный, и Стамбровская выглядели как переговорщики, раз спешились. Вот только не слишком дружелюбные: от испуга Алеся тоже выхватила свой меч.

- Я полагал, что правитель гяуров - мужчина, - медленно произнёс старик.

- Внешность бывает обманчива, - с лёгкой насмешкой отозвалась Алеся. Ну вот откуда у неё эти замашки, эти фразы, тон? Она словно читала текст на сцене и вживалась в роль по Станиславскому. - Тебя не должно волновать, как я выгляжу сейчас.

- Так ты и в самом деле могущественный колдун, я не ошибся, - недобро отозвался старец. - Я слышал, что таких, как ты, и твоих воинов не привечают на родине. Вы и так неверные, а вас обвиняют в отступничестве и ереси ещё и там, в ваших варварских землях! - Он зашёлся хрипловатым смехом.

Алесе стало жутко. От этого неизвестного исходил такой грозный напор, что она обмирала. Словно запоздало сообразив, она вскинула щит.

- Так ли правоверен ты, подумай! И так ли благочестив? - огрызнулась она. - Враги твои визири и кади, шейхи и высокомерные имамы - всё это смело, но как это вяжется с Кораном?

- Не смей произносить нечестивыми устами название Священной Книги! - угрожающе произнёс старик, поигрывая саблей.

В его движениях проступала хищная лёгкость, дивная для такого возраста - хуже всего, что она казалась ничуть не связанной с телесностью. Алеся была напугана и забыла, что она отмечена тем же самым. А враг её всё говорил - о тайном знании, об истине и Силе, и каждое слово било волной. В душе боролись досада и покорность: Алеся понимала, что потом забудет эту речь, как эпилептики, очнувшись, забывают свои вспышки и откровения. Личность недруга была также скрыта пеленой, и где-то на краю сознания шевелилось облегчение - лучше и не знать. А он решил от слов перейти к делу:

- Ты не только пришёл на мою землю, гяур, ты возгордился и решил обрести Силу, затмив всех живущих владык, - с негодованием молвил старик, - но у тебя этого не выйдет. Здесь есть только один господин - я. Ты не можешь стать пророком, ты - шайтан, и будешь уничтожен.

- Это мы посмотрим! - закричала Алеся.

Они ринулись друг на друга и схлестнулись, от клинков посыпались искры. Наяву Алеся ни за что не смогла бы так сражаться, её познания в фехтовании не выходили на пределы "офицерского минимума". Здесь же она билась нечеловечески, думать было некогда, она слилась со стихией - рукой её водил какой-то первобытный вихрь, и он был живым, разумным, ей самой от этого было жутко - но ярость оказывалась сильнее. Она металась, как леопард, и обрушивала град ударов на врага, но не могла превзойти его. Её меч был слишком тяжёл, движения неповоротливы - как же трудно было уследить, чтоб противник и правду не оказался "всюду" - за спиной, слева, справа!.. Его сабля мелькала серебряной коброй и вот-вот должна была ужалить - Алеся ощутила, что скоро ослабеет. Из последних сил она исторгла из себя чудовищный силовой сгусток и с криком ударила, и клинок её в тот момент превратился в пламя, но сама она от напряженья сил лишилась чувств и стремительно полетела в бездну.

Глава двадцать вторая

Чистилище

- Лора, ты понимаешь, что я наделала?! Господи, ну за что!..

Но та ничего не понимала. Она беспомощно и испуганно смотрела на подругу, бившуюся в рыданиях в кофейне у Белорусского вокзала. Слова Алесины звучали как исступлённый бред. Потом она и вовсе опрокинула чашку, заливаясь слезами, и опрометью выскочила за дверь. Даже не извинилась, не сказала: "пока". Лоре не хватило сил обидеться, хоть она была простужена, и путь с окраины зачла себе за подвиг. Последнее время Лора прощала даже своё амплуа "жилетки". С Алесей творилось что-то настолько нехорошее, что просыпалось снисхождение - как к тому, кто больше не жилец.

Ветки и кресты ярко ринулись в глаза, заплясали, остановились - только подрагивали в такт её частому, хриплому дыханию.

- Ну что вы? Вставайте же! - позвала Пани. Она ведь уловила Алесин страх застудиться - почему ж она теперь лежит недвижно с безумным взором? Но Пани не могла проникнуть в увиденное - она была всего лишь проводником.