По ту сторону грусти (СИ)

Алеся постанывала и дрожала, уставясь перед собой распахнутыми глазами. Она вскрикнула и подхватилась, взметнув листья, и не глядя на своих страшных союзников, ринулась прочь. Чувство было, как во время кросса, колени подгибались, всё перед ней тряслось и расплывалось, ноги были чужими, дыхание тоже. Она пару раз поскользнулась и упала. Руки вымазались и враз пропахли землёй, под ногти забился лиственный тлен.

После третьего по счёту падения Алеся встала не сразу. Две минуты до боли в горле хватала воздух, на дрожащих ногах поднялась, ухватившись за чью-то ограду.

"Зачем кидаешься, куда несёшься? Какой с того толк?" И она старательно переставляла ноги, как хмельная. Не оглядывалась. Да и кому какое дело...

Нет, она не жалела, что пошла на кладбище. Не могла жалеть. Она всё равно должна была и прийти, и узнать - хотя до сих пор, оглушённая видениями, не могла найти имени своему знанию.

Это была роковая необходимость. Старомодное выражение служило внешним символом для того страшного, с чем Алеся по-настоящему столкнулась впервые. Название-скорлупка для чего-то громадного, тёмного, угнетающего, давящего даже не просто как танк или глыба - а как безудержная, слепая стихия.

Мокрая, растрёпанная, Алеся добрела до дверей Кальварийского костёла. Он был открыт, хотя месса давно кончилась и все разошлись. На краешке сознания шевельнулось что-то вроде благодарности за одиночество, она торопливо, не припадая на колено, перекрестилась, рухнула на скамью и разрыдалась. Сколько она так просидела, горючими слезами изливая из себя то, что не могла сейчас ни осознать, ни вместить? Наверное, допоздна. Потому что к ней осторожной походкой подошёл ксёндз, тронул её за плечо и тихим, мягким голосом принялся утешать и говорить об искуплении, о служении ушедшим, о любви и муке. Алеся кивала, поддакивала, то и дело сморкаясь и комкая в руках платочек, а он почти не задавал вопросов, потому что невольно всё понял: в здешний храм люди приходят по одной причине.

Потом - шагала по улицам, хмуро оттирая грязные руки и мутно, издевательски отмечая: хорошенький же вид. А всё исступление - которое она всегда презирала, пыталась открещиваться. Хотя после таких практик люди и вовсе сходят с ума. Облик истерички - наименьшее из зол. От слёз хотелось пить, хотелось горячего, приторного, пахучего - и она забилась в какую-то кафешку. Расчёт оказался верен: "фирменный" конфетный латте в огромном стакане, чистая уборная для попыток навести красоту и бесплатный интернет. И Алеся пропала часа на два в телефоне, понимая, что скоро её свежее, слабенькое равновесие снова разлетится вдребезги.

С каждой прочитанной строчкой, сначала скупые данные энциклопедий, потом иностранные книги с далеко запрятанных сайтов, нарастала паника.

Когда-то она интересовалась тайными доктринами, даже переводила одну книгу с испанского. Именно в ту пору в каком-то разговоре ей встретилось имя - Хасан аль Сабах. Оно показалось проходным: Алеся никогда не увлекалась темой тамплиеров и ассасинов, просто понимала, что изучение европейского оккультизма невозможно без темы Востока. А кто бы мог подумать в те времена, что она сама овладеет профессией?.. И что имя "старца с горы" повергнет её в такую дрожь.

Руки начинали мелко противно биться - и не только из-за дрянного кофе, третий стакан по счёту. Сердце по-птичьи трепыхалось, а во рту появился странный желчный привкус.

"Об этом предупреждал министр, - твердила она мысленную скороговорку, облизывая высохшие губы, - об этом предупреждал министр!

Она наслаждалась собственной силой и мчалась из мира в мир: бесконечные переходы, перелёты, глубокие погружения. О тёмных сущностях и аномалиях Алеся предпочитала забыть. Ведь со мной никогда не случится то же, что с другими? Ведь я-то - другое дело. У меня вообще всё мило и светло, а значит, невинно.

Алеся не хотела думать и об источнике своей невиданной мощи. Более того, она не бахвалилась и скромненько помалкивала. Но шила в мешке не утаишь. И ладно бы банальная лярва или демон. Алесе и в страшном сне не могло присниться, что она может вызвать ревность и гнев главы легендарной зловещей секты.

Хорошо, что во время видения она не понимала, кто её соперник. Хорошо, что всё обошлось, ведь она могла быть уже мертва - а ведь даже не заметила, какой удар на неё обрушился. Он прошёл мимо. И достался совсем не тому, кому был адресован.

И вот тут-то Алеся снова обезумела от страха и отчаяния. К тому же, она сгорала от позора: снова не справлялась, снова хотелось обрушить свою боль на кого-то, чтоб самой не сломаться.

Лихорадило от стыда, когда она набирала Лорин номер и договаривалась о встрече. Стыд в итоге всё и скомкал: Алеся не смогла даже досказать, решила просто спастись бегством.

К Юрию Владимировичу Алеся не пошла. Не могла и не смела.