По ту сторону грусти (СИ)

- Да, число их велико, но главное не количество, а качество. А командование у нас лучше. Притом, повстанцы обречены. В стратегическом прогнозе ясно сказано: в генеральном сражении победу одержим мы.

Эти слова прозвучали бы напыщенно и беспомощно у любого другого, но из её уст это звучало спокойно и убедительно. От формулировки "генеральное сражение" повеяло стариной, духом наполеоновских войн.

- Наш главнокомандующий ничуть не хуже Наполеона, - засмеялась Габи. - О, смотрите, вот и его портрет. Кстати, вы ведь оба военные! Значит, вы его официальные протеже.

Алеся подняла голову и увидела на стене плакат, вернее, довольно низко подвешенное живописное полотнище. Прохожие тоже то и дело на него засматривались. Одна девушка, улыбаясь, положила к портрету букетик сиреневых фиалок. На нём был изображён человек в маршальском мундире - молодой, лет тридцати пяти, со светлым, благородным лицом и живым взглядом. Он был красив. И ему хотелось верить.

- Наверное, такой не откажет в защите, - задумчиво произнесла Алеся.

- Конечно, нет, - серьёзно отозвалась Габи. - А ещё он выступает в качестве защитника на финальном процессе.

В груди разлился холодок: её речь так и пестрела возвышенными и сокровенными оборотами. Они были лишь замаскированы под человеческий формализм. Да, подготовились тут хорошо - знали, знали, с кем будут иметь дело... Всё больше осознавалась серьёзность происходящего. Интересно, а Андропов тоже догадывается, что к чему? Алеся смутно встревожилась, как мама, которая беспокоится, что ребёнок может испугаться. И вслед за этой мыслью сердце сжалось: "А как же я его оставлю?!..". Алеся сбилась с шага и судорожно сглотнула.

Она полными отчаяния глазами смотрела на здание, к которому они подходили. Оно напоминало префектуру полиции где-нибудь в центре Парижа, только флажки над окнами были не трёхцветные, а бело-золотые. На дверях были вырезаны фигурные скрещенные ключи, то и дело в них входили и из них выходили люди: разнообразного вида гражданские в сопровождении офицеров. На блестящей табличке значилось: "Отдел регистрации и распределения".

Когда они поднимались на невысокое просторное крыльцо, у Алеси потемнело в глазах. Она развернулась к сопровождающим, избегая смотреть на Юрия Владимировича:

- Это... всё?

Те переглянулись.

- Ваши обязательства исполнены, - негромко, но твёрдо сказала Габи. Её взгляд оставался неподвижным.

Слова у Алеси застревали в горле. Она просто смотрела на них, а сама схватила Юрия Владимировича за руку. Тот сжал её руку в ответ.

Заговорил Давид.

- Да, время в Вечном городе своё, мы не спешим. Но до недавнего момента мы полагали, что в Чёрной дивизии не могут служить люди. Ваш случай, конечно, особый, но вам опасно здесь долго находиться, - нахмурившись, закончил он. - Вы должны покинуть Вечный город как можно скорее, любым привычным способом.

- Я не могу уйти просто так, - упрямо произнесла Алеся глухим голосом.

- Я тоже, - выговорил Андропов.

Офицеры переглянулись и отошли на несколько шагов. С их стороны доносился сосредоточенный шёпот, озадаченные полувопросы, несколько раз они повысили голос, снова успокоились, пару раз воздевали глаза к небу, и их реплики напоминали телефонный разговор. Время тянулось мучительно долго. Юрий Владимирович не выдержал и притянул Алесю к себе, она его обняла, молча склонив голову ему на плечо. И так они стояли без слов. Пока двое в голубой форме не вернулись.

Габи кашлянула и объявила:

- У вас есть два часа двадцать минут стандартного времени. Потом нужно вернуться сюда. Ни в коем случае не опаздывайте!

И она указала на башенку на углу старинного дома, на циферблате часов показывало ровно три.

Сначала Андропов с лёгким недоверием глянул на свои часы - и различил тоненький шаг секундной стрелки.

Они с Алесей тронулись несмело, как пленные, не верящие слову конвоира - убеждённые, что через десяток шагов будут расстреляны.

Но ничего не происходило. Истаяло в воздухе присутствие двух военных. Старинные улицы распахнули тесные объятия. Сусально золотились краешки облаков.

Они в ошеломлении шли целый квартал и указывали друг другу то на фигурный фронтон, то на изящную ковку ворот, то на пышный шиповник. Потом Алеся не выдержала. Она остановилась как вкопанная, сжала кулаки и простонала сквозь зубы:

- Зря мы сюда пошли! зря!

Она смотрела гневно, ноздри раздувались. И она будто бы гордо и тоже гневно вскинула голову - а на самом деле пыталась закатить обратно непрошеные слёзы.

- Почему? - переспросил Андропов, заранее догадываясь об ответе.

- Да ни почему! - зло выпалила Стамбровская. - Знаешь, как говорят? Еврейское прощание. Долгие проводы - долгие слёзы.

- Но ты же сама хотела, - проговорил Юрий Владимирович, побледнев и нахмурившись.

- Хотела-то я хотела, - горько сказала Алеся, обкусывая губы. - А только вот в чём... да, я только вот сообразила... вот бац, и накрыло, понимаешь? Ненавижу сейчас и себя, и тебя, да и всю эту историю. Всё через пень-колоду!