- Да нахер не надо, - мрачно проронила Лора по другую сторону экрана. - Задрало всё.
- Так хватит это терпеть! Скажи всем "досвидос", и заяви раз навсегда, что ты на это не подписываешься.
- Ага, конечно, но ведь "весь прогресс потеряется", ко-ко-ко, "ради чего всё это было"! - закатила глаза Лора. - И колледж, и практика, и работка - вот что имеет значение, а совсем не программерские халтуры и самообразование, посмотри правде в глаза, это всё блажь, в новой сфере ты никто, а менять всё поздно... А я не хочу терпеть закидоны своей поехавшей начальницы, и вообще не хочу быть чёртовым бухгалтером или экономистом!
- "Чёртов экономист" - самая унизительная участь из всех возможных, - ядовито отчеканила Алеся.
- Моё окружение так не думает.
- Ага. Это нормальная участь для человека без особых талантов. Вот послушай. Есть такой писатель, Альфонс Доде. Читала я роман. Молодой человек поехал покорять Париж поэтическим талантом, богемная жизнь, туда-сюда. Но оказался он слабаком, лошарой и бездарем, поэтому его просто потрепало и опустило ниже плинтуса.
- На днище.
- Именно. Зато невесту себе нашёл, дочку лавочника. И новые родственники этого горемыку с днища-то и вытащили. И вот стоит папашка, его утешает: "Ты будешь торговать фарфором". Прикинь? Каково ему! Весь мир обрушился! Вся пошлость мещанства! Нокаут!.. Ну и что, какая мораль?
- У него-то талантов нет, но ведь у нас-то есть! Значит, нефиг заставлять нас "торговать фарфором"! - ожесточённо прорычала Лора и тоже грохнула кружкой об стол. - Леся, ну как быть? Вот ты свалила в ВКЛ...
После этого повисала стандартная пауза, как после фразы: "Расскажи что-нибудь". Алеся была не готова делиться "секретами успеха". В эмиграции было лучше, чем дома, но говорить о воплощении грёз было однозначно рано. И не получила она никакого реактивного ускорения, как мечталось. А Лора... Проверять её на способности - песня долгая, да и вряд ли она реально вытворит что-то революционное. Люди в состоянии подавленности - как мухи в варенье. Вроде улететь хотят, только о том и твердят, а никак не получается. Увязли.
Алеся и сама ощущала, что начинает тонуть и застревать во всей этой пучине переживаний, а её деловые шаги, как назло, напоминают беспомощное барахтанье. Но она всё равно что-то скрупулёзно записывала в ежедневнике, куда-то направлялась и что-то делала.
Алеся шла по мосту через Свислочь под палящим солнцем. Голова побаливала, слабым пульсом нечто билось за глазными яблоками. Алеся зря проговаривала про себя целительную формулу - прогнать ощущения мешали мысли. Может, от них всё и началось? Ноги гудели. Шевельнулась знакомая боль, толкнулась робко, как рыбёшка у лилейного стебля, повела хвостом-шлейфом и оставила лёгкое онемение-призрак возле поясницы.
Стамбровская дошла до развязки, свернула на лестницу и медленно поднялась на холм. Там она прошла мимо французского посольства и свернула в собор Пресвятой Девы Марии.
Под его сводами царила тенистая лилейная белизна и прохлада. Алеся глубоко, облегчённо вздохнула. От прикосновения святой воды сначала к кончикам пальцев, потом ко лбу, всё тело будто расправилось, освежилось. Даже гудение в голове начало растворяться.
После молитвы Алеся ещё несколько минут посидела на скамье, скользя плавающим взглядом по нежным белым просторам храма. Ей было хорошо, и в душе витала надежда, что зашла она сюда не зря. Она просила за Юрия Владимировича, а о себе скромно умолчала, ведь её-то проблемы - сущий пустяк. Напоследок подошла к свечам - и замерла как вкопанная. Никогда не думала, что здесь вообще возможна неуверенность: за здравие ставить или за упокой? В замешательстве она вышла из собора. Прислушалась к себе: нет, вроде бы не огорчилась. Воды настроения не замутились илом. А потом зазвонил телефон: на экране засветилось фото комично серьёзной девушки - Влада.
Алеся легко провела по экрану и расслабленно поднесла трубку к уху:
- Алло. Привет.
Беседа потекла обо всём и ни о чём. Влада искала компанию, чтобы сходить на фестиваль испанского кино, сказала, что соскучилась. Алеся настроилась, послушала, улыбнулась. Энергия была лёгкая, никакой навязчивости. "По-моему, как только мы с Юрой начали работать, ей стало спокойнее", - подумала Алеся.
- Ничего себе, - тепло протянула Влада, - оказывается, ты тоже только что из церкви... Я где была? На Немиге, в костёле Святого Гавриила. О, так мы близко. А давай состыкуемся, у ратуши посидим. Я слышала, там какая-то новая затея, лавандовый чай...
Встреча оказалась неожиданной и невесомой, как тополиный пух, летящий в лицо. Давно такого не было, и обеим было приятно: Алесе от решимости быть честной и милосердной, у Влады были свои поводы, и немало. Она обстоятельно перечисляла их между глотками холодного чая: того самого, с лавандой. Поговаривали, что хозяйка кафе их коллега по цеху, и в лакомства добавляются ингредиенты из "Васильков" - вот почему они так "цепляют".
Алесе давно не приходилось говорить как по маслу без анализа, от души; она дивилась, как скоро поменялось её самочувствие.