– Почему тогда её молитвы создают помехи программному обеспечению?
Первый озадаченно пожал плечами.
– Так бывает… иногда. Когда… урок усвоен до события… Осторожнее!!!
Гардиан едва успел переместиться в пространстве, как на его место сели двое: пожилая женщина и осунувшийся молодой мужчина – бабушка и отец мальчика.
– Ясно-понятно. Тяжёлая артиллерия подоспела.
– И что мы будем с ними делать? – растерялся Гардиан.
– Да ну их, – махнул крылом первый. – Переписывай сценарий. Ей последнее предупреждение. А пацану… пацану придумай просто жизнь. Пусть посуществует в удовольствие. Полсотней лет раньше, полсотней лет позже… Невелика разница.
***
В реанимационном отделении Ивано-Матрёнинской детской клинической больницы стояли двое в белом и в недоумении разглядывали маленького пациента. Мальчишку лет десяти.
– Поразительно… – не веря глазам своим, протянул первый.
– Сам в шоке, Андрей Сергеевич. Думал, до утра не доживёт, а тут… хоть сейчас выписывай. Просто чудо какое-то.
Рассказ 4. Семён
Сквозь дешёвые, неплотно задёрнутые занавески в комнату нагло лезли лунные лучи. Протоптали дорожку поперёк кровати, выползли на стену и в зеркало. А оттуда по всем углам и закуточкам маленькой спаленки. Но обитатели комнаты дрыхли сладким сном, не видя этого безобразия.
Семён уткнулся носом в Натахину шею, его челюсть приоткрылась, дыхание было ровным и расслабленным. Снилось что-то мягкое, пахнущее молоком и травами. Такой сон прерывать никак не хотелось. Но шестое чувство предупреждающе кольнуло под лопаткой. Семён почуял неладное. Вынырнул из мира подсознательного, открыл левый глаз.
Тишина. Однако шестое чувство просто так не колется. Тем более под левой лопаткой. Открыл второй глаз, прислушался. Так и есть! Там, в углу…
Семён выскользнул из-под одеяла, стараясь не разбудить Наташу, мягко переместился на край кровати. И угрожающе зашипел, прижав уши.
– Да будет тебе, – провибрировал тёмный угол. От него отделилась туманная фигура, подошла вплотную к коту. – Я не за ней. Рановато ещё. Наоборот, помочь хочу.
Семён шипеть перестал. Посланники и раньше приходили. Но чаще просто наблюдали, решали что-то между собой, с ним не пытались заговорить. Семён их видел, слышал, различал. Вот этого конкретно звали Гардиан. Он чаще всех к Наташе приходил.
– Твоя Наташа с пути сбивается, – начал жаловаться на хозяйку ангел. – Ей такой талантище выдан при рождении – детей учить. Она же педагог от Бога. А повелась на уговоры отцовские. Завтра собирается про увольнение завучу писать, класс свой бросит, уйдёт из школы. И что? Бизнес всё равно не её стезя, и пытаться бессмысленно, нет там закладок на успех. Но вот себя потеряет. Она же любит школу… и детей… и предмет свой. Не знаю, что делать с ней. Я и так и эдак намекаю: то статью, то новость соответствующую подкину. Всё без толку.
Семён понимающе муркнул. Натаха и правда ходит сама не своя в последние дни. Свет вокруг неё с зелёного на тёмно-красный и мутно-синий сменился. Он уж запереживал – не заболела ли? Всё норовил на голову ей прилечь.
– Есть у меня одна мысля, последний шанс отговорить её, – продолжил Гардиан. – Но помощь твоя нужна.
***
Наташа выключила будильник, потянулась. Но сладкой утренней неги не прочувствовала. На душе тяжёлым грузом висело принятое вчера решение. Надо взять себя в руки и выполнить задуманное. «Чуть позже, – поморщилась она. – Сначала… кота покормить».
– Сёма! – позвала хозяйка. – Ну и где твои «Наташ, хватит спать! Наташ, вставай, есть пора!»? Ты чего такой скромный с утра?
Семён недвижимо сидел на краю кровати и пристально наблюдал за… телефоном.
Наташа потрепала его по аккуратной рыжей макушке, встала. На кухне поставила чайник, насыпала корм в миску, ушла в ванную. Семён не шелохнулся.
– Эй, парень, что с тобой? – удивилась Наташа, вернувшись. Взяла кота на руки, попутно захватила телефон с тумбочки.
Приземлив Семёна возле миски, приготовила себе кофе, села за стол и начала набирать текст на экране смартфона:
«
Наташа ещё раз внимательно перечитала сообщение. Большой палец замер над кнопкой «отправить». На душе не то что буря – там тропический циклон с торнадо и цунами разыгрались: страшно, совестно, жалко до слёз и…
– Мя-я-я-я-а-а-а-а-а-а-а-а-ау, – заорал вдруг Сёма истошно, пронзительно, по Станиславскому достоверно. Заорал и шмякнулся набок.