По ту сторону кровати

Резким и точным движением Ариана включила пятую скорость. Она обожала это ощущение. Что может быть приятнее чувства, когда под рукой чуть вибрирует рычаг в мягкой черной коже… Ей никак не удавалось отогнать от себя образ Николя Фланвара, и вот теперь все началось снова, стоило взяться за чертов рычаг, который способен вызвать столько эротических мыслей. Вздулся под чехлом, как гульфик, подумала она почти с раздражением. В этот вечер ей везде мерещились фаллические символы. Взять хотя бы логотип ЖЕЛУТУ — этот подъемный кран, весь из себя красный и вспухший. Торчит тут… попадается, куда ни глянь! А тополя по обочинам дороги? А быки подвесных мостов? А цифры на спидометре: 169 километров в час… Обычно ей такое не часто лезло в голову, но вот уже три недели у них с Юго как-то не происходило ничего особенного на сексуальном фронте — ему все время хотелось только поговорить о чувствах или там обменяться впечатлениями… А если она пыталась сделать достаточно прямой намек на то, чего хочется ей, он вытаращивал на нее глаза — просто как бильярдные шары они становились — и шептал: «Даже и не думай, дети еще не уснули!» И ляля, тополя… Опять эти тополя! Ну, в общем, она лежала себе в койке кучкой ненужного тряпья, а он допоздна позволял вешать себе лапшу на уши участникам очередного ток-шоу по кабельному телевидению… И так из ночи в ночь! Нет, сейчас ничего такого у них с Фланваром не произошло, но по его одновременно сластолюбивым и испуганным взглядам она поняла, что достаточно ей руку протянуть и… А она не спешит протягивать руку. Рано. Пока она смакует удовольствие, впервые в жизни ощущая такую власть над мужчиной.

Улица Веселого Зяблика. Момо встречает ее радостным воплем:

— Ариана! Ариана! Как хорошо, что я пришел раньше! Это потрясающе — только посмотри!

Она посмотрела. У входной двери рядком — два туго набитых красных вещмешка. Как тут было не захлопать в ладоши от восторга:

— Ура! Ура! Гудрун наконец-то решила сложить детские рюкзаки — событие недели!

— Да нет же, это Юго сложил детские рюкзаки. И это я поставил перед ним такую задачу!

— Да почему?

— А потому, что, по утверждениям социологов занимающихся проблемами семьи, для мужчины нет дела труднее. Собрать ребенку рюкзак в дорогу — для этого требуется глобальное видение семейной вселенной. Надо точно знать, что на какой полке лежит, учесть погоду и ее возможные изменения, уметь правильно подобрать одежду и обувь, не запутаться в размерах, и вообще поди догадайся, не найдется ли нужная вещь в корзине для глажки одном из последних бастионов, охраняемых женщинами. Судя по списку содержимого этих мешков, твой муж ничего не забыл, все предусмотрел, моя птичка! У каждого из ребятишек можно найти даже по склянке аспирина, по медицинской карте, что уж тут говорить о резиновых сапогах! Потрясающе, иначе и не скажешь!

— Ага… Но где же наша Мэри Поппинс?

— На теннисе, где ж еще. Забыла, что ли, сегодня понедельник. Но наверное, минут через десять Юго уже будет дома.

М-да. Ариане есть о чем помнить и о чем думать, кроме расписания занятий ее мужа. Вот в эту самую минуту она думала, какие трусы носит Николя Фланвар. Не дай бог — плавки! Она просто ненавидит плавки. Она бы запретила покупать плавки всем мужчинам после двадцати пяти и весящим больше семидесяти кило. Нормальные трусы куда лучше. Пусть уж на Николя Фланваре окажутся нормальные трусы…

— Ладно, Момо, а что в качестве задачи дня положено делать мне? Перерезать горло быку? Или сломать дуб голыми руками?

— Нет. Тебе положено сделать все так, как делает отец, — попрощаться с детьми безо всякой печали. Сказав себе, что две недели у бабушки пройдут быстро, что тебе их не так уж сильно будет недоставать и что так лучше для них и для тебя самой.

Ариана посмотрела на Момо, и ее охватило необъяснимое чувство, будто что-то поднимается в груди. Сердце ее стало — как большая губка, зажатая в невидимом кулаке. И глаза, независимо от ее воли, налились слезами.

Пьер Беньон поднял руку — лицо его было искажено страданием. Слишком болит мизинец, ну и как в таком состоянии продолжать партию? У него «теннисный мизинец», бывает же теннисный локоть, значит, и мизинец может быть! Эпикондилит [47], ни малейших сомнений, — наружный эпикондилит, только в мизинце! Впрочем, и локоть…

Юго, игравший отлично, с улыбкой согласился на сегодня закончить. Настроение у него было такое прекрасное, что, выслушав долгое перечисление разнообразных болей, ощущаемых в эту минуту другом, он от души рассмеялся.

Друг побледнел еще больше.

— Юго, ты с ума сошел, что ли? С каких это пор тебе наплевать, когда я делюсь с тобой своими проблемами со здоровьем? Ты прямо как Софи!

Тут Юго уже просто расхохотался. Заржал, можно сказать.

— Пьеро, дорогой, твоя единственная болезнь разнузданная фантазия! Ты мой лучший друг, конечно, но твоя мания обрушивать на мою голову справочник практикующего врача, если проигрываешь партию, просто осточертела!

Пьер долго смотрел на него, прежде чем снов открыть рот.

— Скажи, ты трахаешься с моей женой, Юго?