Бекки не знала ни как называется это оружие, ни как лучше за него взяться, чтобы оно случайно не выстрелило. «Надо будет спросить Грейс», – пронеслось у нее в голове. Но Грейс рядом не было.
И тут Стивен почти завизжал, высоко и пронзительно, как будто ему сдавили горло:
– Уйди-и-и! – Его нижняя челюсть задрожала, а потом отвисла. – Уйди-и-и-и!
Обеими руками Бекки схватилась за пистолет и осторожно вытащила его из ослабевших пальцев Стивена. Оружие оказалось на удивление тяжелым. Бекки положила пистолет на стол, дулом к окну, так далеко, чтобы Стивен не мог до него дотянуться.
Стивен закрыл ладонями лицо – его тощие руки выглядели необыкновенно длинными и костлявыми – и заплакал. Бекки в жизни не видела таких рыданий, а уж она-то, дочь пастора, несмотрелась всякого! Были люди, потерявшие детей или родственников, тяжко согрешившие или кем-то обиженные, те, кто не знал, где добудет назавтра кусок хлеба, и те, кому оставалось жить считаные дни.
Стивен ревел, как раненый зверь. Его тело сотрясалось от рыданий, слезы ручьями стекали между пальцев и струились по запястьям.
Бекки подошла еще ближе и встала рядом с креслом. Она протянула руку и некоторое время держала ее над головой Стивена, а потом опустила, погрузив пальцы в его мягкие, как птичий пух, волосы. Она вздрогнула, когда он поднял голову и, обвив бедра руками, ткнулся лицом в ее подол, который тут же промок насквозь.
А Бекки все гладила и гладила его по голове, как будто не могла остановиться.
Лежа в кровати, Стивен крепко зажмурил глаза. Стыд огнем выжигал ему внутренности. Он был голый, потому что заправленная в штаны рубаха тоже пропиталась мочой. Он не чувствовал, как давил в спину край резинового коврика. Он вообще ничего не чувствовал ниже пояса. «Мужчина без нижней половины», – подумал он. И тут же понял, как хотел бы, чтобы это действительно было так. Потому что именно нечувствительная нижняя часть причиняла ему столько унижения и страданий.
У него не осталось сил сопротивляться, пусть даже словом, когда Бекки вошла в комнату и на руках перенесла его из кресла на кровать.
Она только что проследила за тем, чтобы он разрядил револьвер, и помогла положить его на место. Они управились вовремя, незадолго до того, как в дверях появился любопытный нос Лиззи.
Стивен знал, что собирается делать Бекки. С отжатой тряпки в таз стекла струйка воды, а потом с треском развернулась накрахмаленная простыня и зашурщало белье. Ее руки и плечи подрагивали, совсем как у его сиделок, когда они раздевали, подмывали и снова одевали его, когда убирали и складывали резиновый коврик. И все-таки это была Бекки. Это она видела сейчас его беспомощные, высохшие ноги, его покрытые редкими волосами бедра. И при мысли об этом у Стивена все внутри сжималось от ужаса.
Это она, со свойственным ей простодушным упрямством, повсюду следовала за его инвалидным креслом. И смотрела на него, точно Генри на кусок пирога, и не отставала, даже если он обзывал ее глупой гусыней или кричал, чтобы она оставила его в покое.
Наконец она прекратила ворковать и сюсюкаться и теперь что-то напевала себе под нос.
– Ну а теперь ты должен мне помочь, – вдруг прошептала она.
И Стивен сжался, как будто для того, чтобы стать легче, когда она обхватила его руками сзади и посадила. Он вздрогнул, когда Бекки бросила ему на грудь стопку белья, прямо на протянувшийся через плечо припухший шрам.
– Это ты можешь надеть сам. – Стивен, моргая, уставился на аккуратно сложенную майку и рубаху. – А я сейчас вернусь.
Она вышла и некоторое время гремела тазом в ванной комнате.
Стивен быстро проскользнул в чистое белье, застегнул последние пуговицы на рубахе и снова лег. Он повернулся на бок, погрузившись щекой в мягкую подушку, и пожелал себе немедленной смерти. Собственно говоря, он был бы уже мертв, если б не Бекки. И навсегда избавлен от своей жалкой жизни.
В лазарете в Корти, а потом в Каире и во время долгого возвращения в Англию они с Ройстоном много говорили о самоубийстве графа. Стивен путешествовал на носилках, что было не только унизительно, но и мучительно, из-под Абу Клеа в Корти, а оттуда – вверх по Нилу до Каира. Как же он понимал старого графа! Самоубийство – смертный грех, Стивен знал это, а потому старался радоваться тому, что не погиб, в отличие от Саймона и Джереми. И все же он не видел другого выхода справиться с тем существованием, которое уже не мог назвать жизнью.