По ту сторону Нила

Медленно распахнув обе створки, Грейс вдохнула знакомый аромат свежих деревянных опилок и пчелиного воска. Она осторожно трогала его одежду. Вот фрак, в котором он был тогда, в Гивонс Гров. Костюм, который он надел на ее день рождения. А это тот самый пиджак, которым он накрыл ее в грозу, когда спросил…

Грейс ткнулась лицом в рукав пиджака. Она не могла насытиться его запахом. Колени ее подкосились. Миссис Данверс обняла гостью за плечи и посадила на диван.

– Я никак не могу к этому привыкнуть, – сказала Грейс. – Все говорят мне, что я должна… как и моя сестра. Но я просто не могу. И не хочу! – Она подняла голову. – Простите, вам, наверное, стократ тяжелее.

На лице матери Джереми мелькнула улыбка.

– Не думаю, что можно с уверенностью сказать, кому из нас легче, а кому тяжелее, – возразила она и положила ладонь на щеку Грейс. – А знаете, в чем я нахожу утешение? – вдруг спросила миссис Данверс и тут же сама ответила: – В том, что существует женщина, которая любит моего сына и любима им. Надежда на это зародилась у меня в тот день, когда мы познакомились на параде в Сандхёрсте, и крепла с каждым вашим письмом. И если его доверие к вам так велико, что он сделал вам предложение… я счастлива, что оно было принято. – Она опустила руку. – Но вы ведь знаете о моем сыне не так много?

Грейс усмехнулась.

– Не так много, верно. Но вполне достаточно.

– Он всегда был замкнутым, – кивнула мать. – И, по правде говоря, я не думала, что ему когда-нибудь придет в голову жениться, обзавестись семьей. Боюсь, во всем виноваты мы, родители. Или, точнее, обстоятельства, в которых ему довелось расти.

Грейс выпрямилась и твердо взглянула собеседнице в глаза.

– Что вы имеете в виду?

– Мэтью. – Голос матери задрожал. Теперь она смотрела куда-то вдаль, поверх плеча гостьи. На какой-то момент Грейс даже показалось, что она видит миссис Данверс совсем молодой, не старше ее самой. – Когда мы познакомились, он был замечательным человеком, – продолжала миссис Данверс. – Не таким весельчаком, как некоторые, но вполне жизнерадостным. Искренним и с чувством юмора. Я сразу поняла, что хочу пройти с этим человеком всю жизнь. Мы быстро поженились, а потом он ушел на войну. И знаете… – Миссис Данверс нахмурила лоб и отряхнула юбку, сверкнув кольцом на левой руке. – Раньше я не верила, что человек от боли может лишиться рассудка. Мой муж был тяжело ранен на войне. Чтобы не допустить распространения гангрены и спасти ему жизнь, врачи ампутировали обе ноги и руку. Без наркоза, тогда его еще не было. – Грейс испуганно вскрикнула и коснулась запястья миссис Данверс. Та сжала ее пальцы в своей руке. – Мэтью, – продолжала она, заливаясь слезами, – вернулся домой не просто инвалидом, нуждающимся в моей помощи. Это был совсем другой человек. Озлобленный, жестокий… Большего я вам сказать не могу. И, как я ни пыталась, у меня не получалось полюбить его, – продолжала миссис Данверс. – В нем не осталось ничего от прежнего Мэтью. Хотя я понимала, что он пережил и почему стал таким. – Она вытерла щеку дрожащей левой рукой.

Грейс вспомнились слова Джереми, которые он говорил ей на поле для игры в поло в Сандхёрсте: «Моя мать лучше кого бы то ни было знает, что может сделать с человеком война… Человек, за которого она выходила замуж, остался там, в Крыму. Вернулся другой». Только сейчас, годы спустя, ей открылся смысл этих слов, и она подумала о Стивене.

– Вероятно, такие вещи не для ушей юной леди, но, мне кажется, вы имеете право знать все. – На некоторое время мать Джереми замолчала, а потом вздохнула. – Я уступила притязаниям Мэтью, когда он вернулся. – Грейс потребовалось несколько секунд, чтобы понять, что миссис Данверс имеет в виду, а потом она опустила глаза. – Так появился Джереми. И это лучшее, что есть у меня в жизни. – На мгновенье лицо миссис Данверс озарилось улыбкой. – Тогда мы жили в деревне, в доме моих родителей и братьев. Можете себе представить. Конечно, мой муж вернулся героем, но ведь он был инвалидом. А инвалиды войны не могут делать детей, для них это слишком тяжело. – Она сухо рассмеялась. – Нет, никто не судачил о том, что происходит за закрытыми дверями… Но, вы же понимаете, вскоре все всё увидели, и каждый говорил по этому поводу то, что думает. Мне пришлось тогда многое выслушать, да и Джереми позже. Вы же знаете, как жестоки бывают дети, если их родители не лучше… Когда мы переехали в город, стало легче. В этом плане, по крайней мере.

Она вздохнула, ее брови сдвинулись, и мускулы на лице напряглись.

– Но как объяснить маленькому мальчику, почему отец отталкивает его и не желает видеть? Как донести до него, что отцовской любви добиваться бесполезно, потому что ее просто нет? Если мальчик достаточно умен, он быстро поймет это рассудком. Но сердцем… сердем будет страдать бесконечно.