По ту сторону Нила

– Мы найдем выход, – сказала она. – Попытаемся, по крайней мере. В любом случае сюда мы всегда можем вернуться. Или уехать в другое место. – Она замолчала и через некоторое время добавила: – Нам не удастся так просто уйти от ответственности, Джереми. Мне – перед своей семьей, тебе – перед матерью.

Грейс тосковала по дому, по родителям, Аде, Стивену и Бекки, по Шамлей Грин. Она написала туда сразу по прибытии в Каир, однако до сих пор продолжала мучиться угрызениями совести. А о матери Джереми она вообще старалась не думать. Ведь Сара Данверс, как и друзья Джереми в Линкольне, до сих пор не знала о том, что он жив. Таково было желание Джереми, на котором он так отчаянно настаивал, что Грейс в конце концов уступила. Лишь на время, как уверяла она себя.

– Она ведь ждет тебя, – добавила Грейс.

Лицо Джереми омрачилось, и он в задумчивости сжал губы.

– Она ждет сына, с которым когда-то рассталась и которого уже нет.

Грейс погладила его по вискам.

– Не надо решать за нее, Джереми. – Она запустила пальцы в его волосы. – Она этого не заслужила. Сара Данверс будет любить тебя и таким, каков ты сейчас. Я ведь люблю.

Губы Джереми задрожали, он медленно навис над Грейс и посмотрел ей в глаза.

– И ты для меня уже не та, что раньше, Грейс. – Она вздрогнула от неожиданности, но быстро оправилась и, рассеянно улыбаясь, прикрыла ладонью рот. – Нет, ты послушай, – продолжал Джереми. – Не знаю, сумел бы я пережить эту войну и плен, если бы не ты. Вероятно, мне так и не удалось бы вырваться из Омдурмана, не окажись ты с Аббасом там именно в тот день. Вполне возможно, от меня ничего не осталось бы, кроме груды костей где-нибудь в пустыне. Но как я люблю тебя, я понял, лишь когда Лен направил на тебя револьвер. Я готов был отдать жизнь за тебя, и в то же время у меня внутри все замирало при мысли о том, что ты достанешься ему. – На некоторое время он замолчал, а потом продолжил, уже решительнее: – Я не имею права требовать от тебя верности той клятве, что ты давала мне когда-то в Эстрехэме. Но если ты до сих пор не изменила своих намерений, то давай поженимся, Грейс. Здесь, в Каире, и как можно скорее. Перед тем, как вернуться в Англию.

52

В лучах послеполуденного солнца газоны и кроны деревьев сада Шамлей Грин напоминали вышивку на золотой парче. В этот безветренный, жаркий день Ада и Ройстон уединились для ласк и поцелуев в ротонде.

Им приходилось сдерживать себя, пока не окончился учебный год в Бедфорде. В Лондоне оба были на виду, а Аде, как наставнице молодых девушек, приходилось особенно следить за своей репутацией. В Кью-Гарденс и Национальной галерее влюбленные лишь переглядывались украдкой, разве что в темном концертном зале Ройстон осмеливался подержать руку Ады в своей огромной ладони. Тем с большим нетерпением оба ждали конца триместра. Ройстон каждый день наведывался в Шамлей Грин, хладнокровно встречая и ухмылки Стивена, и смешки Бекки, и многозначительные взгляды леди Норбери. И все только ради того, чтобы увидеть Аду.

– Ада… – прошептал он. Оба вздохнули. Она ткнулась лицом в его ключицу и ласково погладила по затылку пальцами. Ройстон почувствовал, что тает, словно восковая кукла. – Хочешь стать моей женой, Ада?

И не было ни тщательной подготовки, как тогда с Сесили, ни торжественных речей, хотя последние несколько недель Ройстон ни о чем другом не думал, кроме как об этом. Нужные слова пришли на язык сами собой. Сердце Ройстона затрепетало, когда Ада напряглась, высвободилась из его объятий и села, глядя куда-то в сторону. Внутри у Ройстона все похолодело от страха снова быть отвергнутым и остаться с пустыми руками.

Брови Ады сошлись над переносицей, она сжала руки в кулаки и положила их на колени. Сколько раз уже она собиралась во всем признаться Ройстону и отступала в самый последний момент. Ей не хотелось, чтобы он плохо о ней думал, но больше всего она боялась, что он разочаруется и отступится от нее. Слишком дорожила она этим неожиданным счастьем, свалившимся на нее после более чем двух лет слез и одиночества.

Аде было хорошо с Ройстоном. Он разделял ее увлечение музыкой и живописью, ей нравилось его чувство юмора и его поцелуи, от которых у нее теплело где-то внутри, и его борода, которая так приятно щекотала лицо. Она наслаждалась окружавшей его атмосферой сердечности и домашнего уюта и чувствовала себя рядом с ним уверенно, как будто была защищена от всякого зла.

Тем не менее Ройстон имел право знать всю правду. И сейчас Аде предоставлялась последняя возможность рассказать ему все без опасения навлечь на себя позор или оказаться в положении обманщицы.

– Есть кое-что, чего ты обо мне не знаешь, Ройстон. Никто об этом не знает. – Она еще крепче сжала кулаки, и костяшки ее пальцев побелели. – Я… я не невинна, Ройстон. Тогда… – она тяжело вздохнула, – тогда, перед вашим отъездом в Чичестер, в те выходные, в Эстрехэме… Саймон и я…

Он сглотнул:

– Неужели он….