По ту сторону Нила

– Мама и папа ссорятся, – в отчаянье прошептала Ада. – Вот уже больше часа.

Грейс хотела ей возразить. Их родители никогда не ссорились, по крайней мере, на глазах у детей. Разумеется, мнения полковника и леди Норбери по тому или иному вопросу порой не совпадали, но после короткого и обстоятельного обсуждения супруги всегда приходили к согласию, прежде всего, конечно, благодаря кроткой натуре Констанс и ее умению понять собеседника. На этот раз, однако, в доносившемся из кабинета голосе леди Норбери не слышалось и намека на сдержанность. Грейс не разбирала отдельных слов, но было очевидно одно: за дверью шел жаркий спор на повышенных тонах.

– Собственно, она хотела всего лишь спросить его, нельзя ли разрешить мне хотя бы некоторое время, в качестве эксперимента, поработать ассистенткой в Бедфорде, – объяснила Ада. – Однако, кажется, речь давно уже не обо мне.

Как и следовало ожидать, просьбу Ады преподавать в колледже, пусть даже в качестве правой руки учителя изобразительного искусства, отец решительно отклонил. Однако экзамены на степень бакалавра стали компромиссным вариантом, и, таким образом, было решено, что в конце лета сестры вернутся в Бедфорд. Однако, в то время как Грейс с удовольствием посвящала себя занятиям английской и французской литературой и успешно боролась с немецкой грамматикой, дела Ады на научном поприще шли далеко не блестяще.

Материал казался ей слишком теоретическим, к тому же курс словно специально был составлен для того, чтобы помочь богатым дочерям выгодно вложить приданое в статуи и картины. Бакалавриат имел слишком мало общего с тем, что действительно интересовало Аду. Слишком часто ловила она себя на том, что, слоняясь по коридорам колледжа, проходит мимо зала для рисования и с тоской смотрит в его окна. Сердце трепетало при одной мысли о том, что она могла бы быть там и помогать девушкам выбрать нужную перспективу или почувствовать текстуру цвета, с тем чтобы потом передать ее на бумаге. И когда вчера вечером, на второй день после возвращения сестер в Шамлей Грин, Адс рассказала обо всем этом маме, та обещала ей еще раз поговорить с отцом. Однако, как видно, и эта попытка успехом не увенчалась.

Грейс подошла к закрытой двери и прислушалась. Видя это, Ада словно осмелела и приблизилась к сестре, которая тут же сжала ее руку в своей.

– Я прошу тебя, Уильям, забери его оттуда! – В голосе матери слышались гнев и отчаянье.

– Я не могу, и ты это знаешь. – Полковник тоже злился. – Даже если б я того и хотел…

– Неужели тебе настолько безразлична судьба собственного сына?!

– Черт возьми, Констанс! – Сестры вздрогнули, услышав удар отцовского кулака о стол. – Он офицер, а офицерам иногда приходится отправляться на войну!

– Он стал офицером, потому что ты не предоставил ему выбора.

– Позволь напомнить тебе о нашем соглашении сначала отправить его в Сандхёрст, а потом в армию.

Полковник бушевал, как раненый тигр. Мать ответила ему так тихо, что сестры с трудом смогли разобрать слова.

– Я помню. Долгое время я, как и ты, была уверена, что это в конце концов пойдет ему на пользу. И поверь, часто себя в этом упрекаю. Мне не следовало так скоро отрекаться от своих предчувствий. И я должна была удержать Стивена, как и любая мать на моем месте. – На некоторое время Констанс Норбери замолчала, а потом продолжила, да так, словно стояла под дверью: – Если с ним что-нибудь случится, я себе не прощу. И, боюсь, тебе тоже. – Она нажала на ручку, и дверь приоткрылась. Сестры стремглав бросились к лестнице. – И прошу тебя об одном: давай не допустим подобной ошибки в отношении Ады. Потому что сделать наших детей счастливыми – наша с тобой общая цель.

Констанс остановилсь у выхода, все еще не сводя глаз с мужа. Как будто рассчитывала на ответ и, не дождавшись его, вышла из комнаты, тихо прикрыв за собой дверь. Она испугалась, увидев дочерей, которые, в свою очередь, смотрели на нее широко раскрытыми глазами, почти со страхом, взявшись за руки, как когда-то в детстве. Констанс подошла к ним и обняла обеих. Грейс и Ада крепко прижались к матери.

«Это известие о восстании в Судане, – думала Грейс, – заползло в наш дом, подобно отвратительному прожоривому насекомому, и оно теперь начинает грызть фундамент, на котором держится вся наша жизнь».

Стоял конец января 1884 года. Натаниэль Уильям Фредерик, восьмой граф Эшкомб, бродил по голым Девонширским скалам, лишь кое-где покрытым дрожащей на ветру мерзлой травой. Рядом с ним, заливаясь лаем, прыгала небольшая свора самых разных собак, начиная от сеттеров и спаниелей и кончая веймарскими легавыми. Где-то внизу оглушительно рокотали пепельно-серые волны, разбиваясь о красный камень скалы. Холодный ветер со стороны моря трепал темные волосы на голове графа, играл концами его шарфа и полами распахнутого пальто. Здесь, в Девоне, начало зимы редко бывает суровым. Самые сильные морозы приходятся на конец января и начало февраля. Иногда даже выпадает снег.