По ту сторону нуля

Но не только поэтому. В том числе потому, что Алекс, некогда буквально за волосы вырванный из запоя, отчетливо понимал, зачем он здесь и каков его функционал, а у него, советника президента, политического актора, связать концы начинания не выходило. Бондарев и вовсе скрежетал про себя зубами, замечая, как Алекс порой деликатно отмалчивается, дабы не дать разговору выйти за некие буйки: дескать, лучше об этом молчок… Между тем за время их знакомства Бондарев не то чтобы сдружился с Алексом или утилитарно привык к нему, а в какой-то момент ощутил безотчетное тяготение. Вследствие чего заговорил на уважительном, приятном для обоих языке. Этой атмосферой, похоже, удачного партнерства, каждый из них, нельзя было не заметить, дорожил.

Оттого похищение Алекса, будто чреватое нагоняем, отозвалось у Бондарева сочувствием. Мало ему мытарств годичной давности, подумал он, обозревая шесть трупов – итог попытки умыкнуть Куршина в Москва-сити. Между тем Бондарев нынешнее расследование воспринял куда пессимистичнее президента. Он, спецпредставитель ВВП и координатор служб, расследующих заговор, за последние дни обзавелся ощущением того, что мятежники намного изобретательнее и прозорливее подконтрольных Кремлю сил. Так что уповать следовало скорее на удачу, нежели на компетентность курируемого им блока. Кроме того, прощаясь с боссом, Бондарев заметил, как тот за секунду осунулся, похоже, засомневавшись сам в успехе предприятия, габариты которого то ускользали, то утопали в тумане неумолимых взаиморасчетов.

Глава 6

Воздушное пространство бывшего СССР, 3 октября 2019 г.

Открыв глаза, Алекс за секунду-другую вник, что он на борту самолета. Голова трещит, напомнив о газе, который задействовали похитители. Тело – почти ватное. Занятная ассоциация с персонажем одного из его романов, который, проснувшись, принял спьяну Ту-124 за «странный автобус»…

Смирительная рубашка, но руки свободны. В одной из вен след от укола. Памперсы. Зачем? Ах да, сколько был под инъекцией, неизвестно… За иллюминаторами – ночь. Вопрос однако: того же что и похищения дня или следующего? Судя по нагромождению ящиков защитного цвета, борт военный. Тусклое освещение, мерный шум двигателей, пол холодит, ни живой души. Летчики хоть за штурвалом, не заснули ли? Осмотрись, если, конечно, выйдет сесть…

– С возвращением! – произнес невидимого источника голос, будто радушный, но бесконечно уверенного в себе человека – образ, присущий узкому сегменту: силовикам высшего звена и крутому криминалу. – Добро пожаловать в семью, так сказать…

– Я не против, только семья – хотя бы двое. Вам бы показаться… А то, не ровен час, скрутит клаустрофобия… – прокряхтел Алекс, не узнавая собственный голос – то ли полусонный, то ли ослабевший от хвори.

– А как же, наше дело – соответствовать! – заверил голос и материализовался в лике бравого мужика под сорок в российской военной униформе с погонами подполковника. Продолжил: – Как с одеждой, по размеру? – в Алекса уткнулась пара холодных, снимающих бесстрастную рекогносцировку глаз.

– Бежать-то мне куда? Тогда скафандр, зачем? Расстегивай! – отвергал технику безопасности «принимающей» стороны Алекс, впрочем, в который за последний год раз. – Туалет где?

Подполковник рассматривал лежащего Алекса, казалось, пропустив мимо ушей то, о чем Алекс попросил. Он точно зациклился на некоем открытии, только что его посетившем. Между тем сам объект интереса воспринимал реакции визави как поведенческую норму знакомого ему типажа. Особей, отличающихся редким сочетанием безграничной уверенности в себе, набором штампов якобы участия в делах ближнего и махрового цинизма.

– Значит, все в порядке? – наконец откликнулся вояка. Расшнуровав смирительную рубашку, сориентировал: – Туалет у кабины, слева, дойдешь?

– Мы где, по ту или эту сторону Уральского хребта? Заметьте, кто вы такие, мои новые «коллеги», я не спрашиваю… – озвучил Алекс, прикрывая дверь удобств с изображением кавычек применительно к «коллеги».

– Был сигнал пристегнуться – скоро садимся, – сообщил подполковник, пропустив мимо ушей вопрос с видом: ты сначала от «контузии» отойди.

Алекс сморщился и стал высматривать сидячее место с ремнем безопасности. Нашел. Усаживаясь, проверил карманы – машинальная процедура, давно вошедшая у него в обиход. Пусто. Задумавшись, восстановил порядок вещей. Сообразил, что в карманах и быть ничего не могло. Портмоне с паспортом изъяла посольская служба безопасности при «заселении» и, следуя прецеденту дрезденского карантина, он не стал требовать их обратно. Вдобавок ко всему своих он опасался больше прочих, в зону притяжения которых попал. У последних он в худшем случае рисковал столь летучей категорией как жизнь, родная же сторона могла в одночасье изъять самое ценное – свободу. Финансовую, юридическую, передвижения, в розницу и оптом. Афоризм «Демократия – наихудшая форма правления, если не считать остальных» с воцарением цифровой эры, полагал Алекс, требовал то ли ножниц редактора, то ли забвения.