Алекс с осуждением обвел глазами эскорт, подобрал со столика бутылку и, чуть пошатываясь, поплелся к ближайшей комнате. На полпути подполковник его нагнал, одной рукой приобнял, а другой вкрадчивым движением изъял пузырь. Затем, приземлив бутылку на пол, открыл дверь. Провел подопечного к кровати, куда тот повалился кулем, не выказав какого-либо желания разоблачиться. Разыскав в платяном шкафу запасное одеяло, он прикрыл Алекса. Будто вспомнив об обуви, которую не мешало бы снять, перевел взгляд на изножье кровати. Но обнаружил только тапки, слетевшие на пол при приземлении. Те, в которых Алекс был вчера из консульства Израиля в Москве похищен.
***
Там же: Приднестровье, село Колбасна, склад боеприпасов СА в Восточной Европе,
Алекс азартно жал на пульт телевизора с кинескопом, каким-то образом дошкандыбавшего до наших дней. Номер при этом прочные две звезды. Тот, в который вчера ночью заселился. Между делом он отпускал замечания на языках активируемых каналов. Украинском и румынском.
– Де ж Росія!? – воскликнул он, подустав от регионального засилья в эфире. Спустя минуту в номер постучали.
– Заходьте, відкрито, – откликнулся Алекс, продолжая эксплуатировать пульт. Но будто опомнившись, резко обернулся. Его пронзило: шок позавчерашней драмы не выветрился, коль он ни к селу, ни к городу по-украински в российском анклаве говорит.
В дверном проеме – подполковник, который вчера так и не представился. Впрочем, ничего нового – в духе родной одиссеи, ушедшей на очередной круг. Тут в коридоре некто мелькнул, похоже, следуя на кухню.
– Как спалось, господин Куршин? – бодро обратился подполковник, забыв или не посчитав важным поздороваться. Уточнил: – В ванной все, что нужно?
– Доброе утро, товарищ надсмотрщик! – звонко откликнулся Алекс, глухо добавив: – Героев авантюрного жанра…
Подполковник краешками губ улыбнулся, мимически передавая: мне пофиг, как и почему ты выеживаешься. Но тотчас помрачнел, казалось, предостерегая: не дай бог тебе пересечь черту… После чего буднично изрек:
– Завтрак готов. Поторапливайся, пока не остыл.
Алекс зевнул, казалось, выказывая дефицит энтузиазма – то ли к месту обитания, то ли к приему калорий. Неуверенно встал со словами:
– Как говорится, на пустой желудок – мир горбат и глупостью снедаем, а на полный – весел и афоризмами богат…
Подполковник спешно кивнул, утонченно передавая средний палец, устремленный вверх.
Шутейно-насмешливый запал Алекса улетучился, когда на кухне он столкнулся с мужчиной за пятьдесят, судя по спортивному костюму, коллегой по «постою»; отталкиваясь от прежнего опыта, он полагал, никаких «сокамерников» здесь быть не могло. Но еще больше его смутил имидж соседа – потомственного директора – из семьи, несколько поколений которой распоряжались чужими биографиями. Нет, не высокомерного барина и не лощеного аристократа, а именно потомка примитивного низкосословного волюнтаризма, последние сто лет правящего на его родине бал. Некогда в лице старшин продразверстки, ныне – налоговиков, таможенников, силовиков ну и люда рангом повыше.
В чем их отличие, скажем, от западных управленцев, Алекс формулировать не пытался, но всеми органами чувств ту инаковость ощущал. При этом с этой публикой он был знаком опосредственно – через журналистику и литературу. Год российского карантина, понятное дело, те знания принципиально обогатить не мог.
– Интересно… – надменно протянул «директор». – Вы оба, кто? Как понимаю, еще вчера заехали. Я на базу вернулся только под утро…
– Знакомиться нам необязательно, господин Степанов, – твердо заявил подполковник, демонстративно повернувшись к Алексу, точно он единственный адресат директивы. Продолжил, на сей раз обращаясь к постояльцу-ветерану: – Вас должны были предупредить.
«Директор» сощурился, будто в возмущении, но неким усилием подавил афронт. Постучал пальцами по столу, казалось, переосмысливая ситуацию, и откликнулся:
– Подполковник, коль тебе моя фамилия известна, простим на первый раз. Кстати, ты манку готовил? Витька, капитан, намного лучше…
Алекс вопросительно, с налетом скепсиса взглянул на подполковника, словно транслируя: сложновато тут, не правда ли? Тот ответил заставкой невозмутимости, которую чуть расцвечивал лучик пофигизма. И как ни в чем не бывало, уплетал творог со сметаной. Но в какой-то момент преобразился, принимая деловой вид.