По ту сторону огня

Скорость шары набирали медленнее, чем солнцеход, но их было много, и командиру охотников ничего не стоило бросить наперерез земной машине дополнительную сотню «охотничьих собак».

Время как бы остановилось.

Солнцеход увернулся от одной чёрной «вишни», точнее, от гигантской «тыквы», от другой, третьей, четвёртой, нашёл дыру между тремя летящими шарами и почти вырвался… но внезапно наткнулся на препятствие, которого не ожидал встретить никто.

Последний шар хронозеркала лопнул! Вернее, превратился в стремительно расширяющуюся плоскость! И Дэв не смог миновать край этого чёрного пятна, несмотря на крутой вираж.

Солнцеход «срикошетировал» от градиента кривизны пространства под острым углом (пассажиры в рубке аппарата потеряли сознание от инерционного удара, превысившего защитный потенциал), но всё же коснулся края чёрной плоскости! Что произошло дальше, никто из экипажа «крота» уже не увидел.

Солнцеход не провалился в «яму» хронопетли. Его просто «вывернуло» в обратном направлении, будто он и в самом деле отразился от зеркала как луч света.

Дэв практически оглох и ослеп, потеряв значительную часть своих интеллектуальных функций.

Скорость солнцехода резко упала, и на него хищно кинулись «загонщики», собираясь заключить в чёрный колодец инобытия.

Однако внезапно недра Юпитера передёрнула судорога, и земной аппарат исчез!

Напрасно искали его бестолково засуетившиеся шары хронозеркал. Объект безусловного уничтожения пропал, растаял в сверхплотном водородном льде, превратился в дым, в ничто!

Кузьма очнулся сразу же, как только в рубке восстановилась нормальная гравитация. Осмотрелся, ничего не видя сквозь кровавый туман в глазах. Отмахнулся от услуг медицинского киба, предложившего какие-то лекарства.

— Катя! Хасид!

Никто ему не ответил.

Кузьма раскрыл кокон кресла, вывалился из него на колени, с трудом встал и, шатаясь, добрался до кресла девушки.

В рубке вдруг объявились какие-то люди, но он не обратил на них внимания.

— Катя! Очнись!

Руки соскользнули с полупрозрачных лепестков защитного кокона. Лежащая внутри подруга не пошевелилась.

— Катя! — закричал Кузьма. — Вставай! Дэв, раскрой кресло!

— Она… умерла… — раздался под сводами рубки незнакомый вибрирующий голос инка.

— Не может быть! — Кузьма замолотил кулаками по упругим лепесткам. — Катя, очнись! Отключи систему! Дэв, быстро её в медицинский отсек!

— Успокойся, — раздался сзади ещё один голос. — Отойди на минутку.

Чьи-то руки легли на плечи Кузьмы, он обернулся, слепой от горя и отчаяния.

На него смотрели три пары глаз, принадлежащих незнакомой хрупкой девушке, парню и лысому старику со светящимися ледяными глазами.

— К-кто вы?!

— Отойди на минутку, — повторил парень; он кого-то смутно напоминал.

Кузьма вытер лицо тыльной стороной ладони, выпрямился.

— Как вы здесь оказались?

— Все объяснения потом.

Кузьма отступил.

— Лам-ка, посмотри, что с ней.

— Смотрю, смотрю, — прозвучал из воздуха чей-то ворчливый голос.

С потолка на людей просыпалась струйка снежных искорок.

Сами собой расслабились и опали помертвевшие лепестки Катиного кокона. Потом собрался в гармошку конусовидный шлем, открывая бледное, с синими тенями под глазами и заострившимся носом, лицо девушки.

Кузьма вскрикнул, бросился к ней.

Какая-то сила остановила его, он ударился всем телом о невидимую преграду, раскинул руки.

Молодой человек взял его под руку, оттащил назад.

— Подождите немного, вы ничем ей не поможете. Лам-ка, что молчишь?

Возле кресла Кати проявился колеблющийся призрак кота, перетекающий в призрак девушки и вслед затем в смутную тень седого мужчины. Призрак оформился в плотную фигуру, но пропал.

— Ничего хорошего, — раздался из воздуха знакомый мужской голос. — У неё разорвана сердечная сумка.

Кузьма изумлённо ахнул, но тут ему стало плохо, и он мягко опустился на пол, не видя, что вокруг захлопотали нежданные гости.

— Что с ним? — осведомился фон Хорст, подойдя ближе.

— Сердечный приступ, — отозвался Лам-ка. — У них у всех повреждены сердечные клапаны от резкого скачка давления крови.

— Их надо срочно в реанимацию! — буркнул Артём, склонившись над своим «параллельным отцом», который ещё не стал отцом.

— Я попробую подлечить их.

— Ты же… — Кузьма хотел сказать: «негуман», но сдержался.

— Я, конечно, совсем не врач, — седой собеседник появился вновь, — однако немного разбираюсь в человеческой физиологии. Приходилось в своё время постигать азы биологической конституции человека.

Лам-ка бросил взгляд на Зари-му.

Девушка смутилась.

— Он мне помогал… еду синтезировал…

Артём выпрямился.

— Екатерина будет жить?

Седой «призрак» Лам-ки расплылся дымком, растаял. Из воздуха прилетел его ставший тонким и ломким голос:

— Не знаю.

Раскрылся кокон соседнего кресла. На гостей исподлобья глянул зелёный от пережитого сердечного приступа Хасид Хаджи-Курбан.

— Спасатели?

Артём и фон Хорст обменялись короткими взглядами.

Филипп Ромашин, сидевший до этого момента на корточках возле сына, поднялся.

— Вы?! — изменился в лице Хасид. — Какими судьбами?!

— Я опоздал, — тихо произнёс Филипп. — Появись мы на минуту раньше…