По ту сторону океана

Небольшая группа людей собралась на форштевен: тамъ методистскій проповдникъ изъ Америки — шведъ родомъ — плъ гимны и молился вслухъ о благополучномъ плаваніи. Обыкновенно переселенческая молодежь — неврующая, до того момента, когда опасность становится ощутительно близкой. А поэтому тутъ собралось только нсколько старыхъ гршниковъ, которые каялись про себя въ то время, какъ на нижней палуб цлая толпа веселыхъ людей отплясывала мазурку и нисколько не думала о Бог.

Господинъ Нике и купецъ прошли мимо меня. Господинъ Нике бранился. Онъ несъ странно. погнутый жестяной сосудъ съ желзной ручкой. Повидимому, котелокъ гд-то сильно пострадалъ.

— Это онъ сдлалъ, — сказалъ господинъ Нике. — Онъ сдлалъ это нарочно. Да, онъ слъ на него и согнулъ его. Посмотрите-ка сами.

Купецъ употреблялъ вс усилія, чтобы сохранить серьезный видъ. — Нтъ, это произошло совершенно случайно, — сказалъ онъ, — внизу тагсь темно, что я совершенно нечаянно слъ на котелокъ. — И оба пошли дальше, продолжая громко обсуждать это происшествіе.

Танцы продолжались до наступленія темноты, когда верхняя палуба «очищалась» отъ пассажировъ. Пароходныя правила предписывали намъ всмъ, пассажирамъ нижней палубы, въ опредленный часъ находиться на нашихъ койкахъ; какъ только этотъ часъ наступалъ, нашъ провіантмейстеръ и одинъ изъ офицеровъ вооружались каждый маленькимъ, такъ называемымъ воровскимъ фонарикомъ, прятали его подъ платьемъ и принимались обходить вс углы и закоулки. И вдругъ внезаино и искусно направленный лучъ свта открывалъ гд-нибудь засидвшуюся и забывшую все на свт парочку. Раздавался крикъ испуга, дв пары расширенныхъ отъ страха глазъ таращились на фонарь, затмъ дв пары ногъ поспшно пробгали по палуб и спшили укрыться въ боле укромное и безопасное мстечко. Четыре эксцентрично одтыя молодыя особы даже потребовали, чтобы имъ показали то пароходное правило, которое запрещаетъ имъ сидть на палуб до появленія утренней зари. Он не желали врить существованію такого предписанія, но пришлось поврить, когда имъ показали пароходныя правила.

* * *

Мы вошли на всхъ парахъ въ Нмецкое море. Въ Христіанзунд мы побывали на берегу, написали нсколько писемъ, купили боле или мене съдобныхъ припасовъ, сколько только могли достать и сколько намъ позволили наши средства, и выпили немного пива. Это было послднее пиво, которое мы пили на европейскомъ континент. А теперь мы шли на всхъ парахъ по Нмецкому морю.

Было утро. Кругомъ меня вс просыпались. Пробило семь часовъ, черезъ часъ долженъ былъ явиться завтракъ. Многіе были уже одты. Я опять закрылъ глаза. Пароходъ качало. Отъ безпрестаннаго движенія и шума машины голова моя отяжелла, и я опять заснулъ.

Я проснулся отъ громкаго взрыва смха — это смялись мои товарищи, сидвшіе уже за завтракомъ вокругъ ящиковъ. И я проснулся какъ разъ во-время, чтобы видть, какъ ноги господина Нике скрылись за поворотомъ лстницы, ведущей на верхнюю палубу. Что же произошло? Господинъ Нике нашелъ селедочную головку въ своемъ котелк, куда онъ налилъ кофе, и отправился жаловаться капитану. Житель норвежскаго городка Хаугезунда, лежавшій слва отъ меня, спросилъ который часъ. Вс мои спутники проснулись и спшили покинуть свои койки. Изъ отдленія для семейныхъ доносились непріятные звуки, которые производятъ женщины, больныя морской болзнью, и я самъ начиналъ ощущать въ голов, а можетъ быть, и въ горл какое-то весьма непріятное чувство. Я поспшилъ надть сапоги и выйти на верхнюю палубу.

Тамъ и сямъ, въ мстахъ, защищенныхъ отъ втра, сидли блдные люди, которыхъ, повидимому, уже сильно тошнило; нсколько несчастныхъ, въ самыхъ отчаянныхъ и безнадежныхъ позахъ, почти совсмъ свсились за бортъ. Дулъ встрчный втеръ, и море становилось все бурливе.

Господинъ Нике вернулся сильно раздраженный и сталъ распространяться о злосчастной селедочной головк. Можно ли совмстить подобное явленіе съ новйшими требованіями гигіены?

Одинъ изъ уже страдающихъ спутниковъ, которому, повидимому, стоило немало труда держаться на ногахъ, не могъ все же не посмяться надъ раздраженнымъ семинаристомъ. Онъ даже взялъ на себя трудъ пролить нкоторый свтъ на это темное и подозрительыое дло.

— Эта селедочная головка — просто ловкая шутка одного изъ вашихъ товарищей, — сказалъ онъ. — Она не попала къ вамъ изъ кофейника, подумайте сами, вдь она бы не прошла черезъ его узкій носикъ.

Нике въ раздумьи опустилъ голову.

— То, что вы говорите, очень вроятно, я объ этомъ самъ уже думалъ. Носикъ кофейника, дйсвительно, очепь узокъ, и я не за тмъ ходилъ къ капитану, чтобы жаловаться — нтъ, это было бы ужъ слишкомъ глупо!

И господинъ Нике искренно говорилъ то, что думалъ. Право, это была уже слишкомъ скверная шутка. Въ конц концовъ, онъ сталъ высказывать опасеніе, какъ бы съ нимъ не произошелъ «тотъ извстный случай», который обыкновенно бываетъ съ нимъ посл того, какъ онъ състъ какую-нибудь гадость.