По ту сторону океана

Молодыя двушки посл безсонной ночи уснули, наконецъ, и кто знаетъ, можетъ быть, именно теперь имъ снился давно знакомый и пріятный сонъ о лихой и веселой мазурк. Что касается отцовъ и матерей, то каждый изъ нихъ несъ свое бремя, а поэтому проповдь методиста была гласомъ вопіющаго въ пустын. Вс жаждали только одного — покоя. Вс были до того измучены и обезсилены, что никто не могъ собрать своихъ мыслей, а потому не могъ и вспомнить ни единаго грха.

Купецъ былъ совершенно здоровъ. Онъ даже время отъ времени закуривалъ огромную и скверно пахнувшую трубку, конечно, длая это тайкомъ, такъ какъ, изъ опасенія пожара и изъ жалости къ больнымъ морской болзнью, строго воспрещалось курить. Господинъ Нике сейчасъ же почувствовалъ отвратительный табачный запахъ и сталъ грозить, что донесетъ на купца. Тотъ, въ отместку, началъ издваться надъ трусостью семинариста. — Да, онъ всего боится. И купецъ сталъ повторять: — Кристенъ труситъ, Кристенъ труситъ, Кристенъ отъ страха запряталъ подъ подушку евангеліе!

Нике, собравъ послднія силы, клялся и божился, что купецъ безсовстно лжетъ.

Вдругъ въ этотъ моментъ наверху что-то обрушилось со страшнымъ шумомъ. Трескъ и оглушающій грохотъ пронесся по пароходу. Насъ всхъ свалило съ ногъ, и морская волна прокатилась по ступенямъ нашей лстницы. Со всхъ сторонъ раздались страшные крики. Когда я, наконецъ, въ нкоторомъ род снова обрлъ себя, лежа животомъ на лиц жителя города Хаугезунда, я тотчасъ же вскочилъ на ноги и принялся отыскивать моего юнаго спутника. Его сбросило съ койки, и онъ лежалъ точно мертвый, съ крпко сжатыми кулаками и губами.

Когда я съ нимъ заговорилъ, онъ ничего не отвтилъ.

Когда же я его поставилъ на ноги и подвелъ къ койк, то оказалось, что онъ цлъ и невредимъ, и паденіе не причинило ему ни малйшаго вреда.

— Ну, да все это пустяки, — сказалъ онъ, — однимъ членомъ больше или меньше — не все ли равно! Нтъ, вотъ морская болзнь… Да, ужъ эта морская болзнь!..

Купецъ крикнулъ надъ самымъ моимъ ухомъ:

— Взгляните-ка на Кристена — онъ стоитъ на колняхъ на своей койк и цлуетъ евангеліе.

Закадычные друзья-ремесленники лежали на полу, и волна морская катилась черезъ нихъ. Крпко обнявшись и плача, они посылали послднее прости своей далекой родин. Опять хлынула къ намъ новая волна и принесла съ собой обломки дерева, Купецъ позволилъ себ, наконецъ, почтительно замтить, что у насъ начинаетъ какъ будто становиться немного сыровато, затмъ, обращаясь къ господину Нике и подражая его голосу и манер, онъ сказалъ:

— Смерть! Что есть смерть? — Только заключительная точка всхъ великихъ идей…

И какъ только господинъ Нике услышалъ эти слова, онъ поспшно сунулъ евангеліе подъ подушку и скрылся въ глубин своей койки — до того былъ онъ сконфуженъ этимъ. Но, начиная съ этого момента, погода стала измняться къ лучшему. На слдующій день мы могли итти уже полнымъ ходомъ; мой юный спутникъ могъ сидть на своей койк, а господинъ Нике находился на пути къ выздоровленію. Спустя двнадцать часовъ посл выдержаннаго нами шторма, ни на одномъ лиц не видно было и слда пережитыхъ ужасовъ и того выраженія покорности вол Божіей, которое было появилось у нкоторыхъ изъ путешественниковъ. Теперь вс набрасывались на котлы съ пищей съ той жадностью, которая бываетъ только у выздоравливающихъ отъ морской болзни.

* * *

Дождь, сильное волненіе и буря были въ теченіе всего плаванія нашими постоянными спутниками — исключительно рдкая погода въ август мсяц и въ Атлантическомъ океан. Когда же, наконецъ, установилась соотвтствующая времеіи года и мсту хорошая погода, большимство эмигрантовъ такъ возгордились этимъ, что не давали высказывать похвалы погод, точно считая это какимъ-то личнымъ для себя оскорбленіемъ. Да, никогда еще не оказывалъ Господь Богъ своихъ благодяній боле неблагодарнымъ людямъ. Только больные съ искренней благодарностью привтствовали наступленіе хорошей погоды. — Методистскій проповдникъ посреди парохода распвалъ свои гимны. Толпа совершенно незнакомыхъ и неизвстно откуда взявшихся людей вдругъ появилась на свтъ Божій. Люди, пролежавшіе двнадцать-четырнадцать сутокъ на койкахъ, не имя силы даже поднять головы, теперь выползли изъ самыхъ отдаленныхъ закоулковъ на верхнюю палубу и сидли блдные, исхудалые, похожіе скоре на деревянныхъ куколъ, чмъ на людей. Все усиливающаяся жара говорила намъ безъ словъ о томъ, что мы приближаемся къ берегамъ Америки. Птицы высоко кружились надъ нами, совершенію чуждыя намъ птицы, страннаго вида, со отраннымъ, непривычнымъ для нашего уха крикомъ. Паруса и дымящіяся пароходныя трубы виднлись на горизонт по всмъ направленіямъ. Какая-то норвежская барка подошла къ намъ и сигналами просила сообщить ей, на какой высот мы находимся.

Вновь появились такъ долго молчавшія гармоніи; вс страхи, вс ужасы были забыты.

Методистскій проповдникъ собралъ вокругъ себя небольшую кучку людей; они стояли на колняхъ и благодарили Бога, что онъ сохранилъ имъ жизнь.