По ту сторону от тебя (СИ)

— Ты, — кивнула головой.

На самом деле я шутила, пытаясь болтовнёй перекрыть ту лёгкую неловкость, которая ощущалась между нами.

Глеб ничего не ответил, продолжая с улыбкой смотреть на меня, но что-то незримо поменялось в выражении его лица и заставило неосознанно напрячься. Даже вилку пришлось отложить в сторону.

— Ты что-то скрываешь.

— Все мы что-то скрываем.

Ну что ж, судя по его умению уходить от прямого разговора, готова признать, что без юридического образования здесь не обошлось. Но это ничуть не успокаивало, скорее наоборот.

Кажется, он уловил изменение в моём настроении, потому что вдруг предложил:

— Если тебя интересует что-то конкретное, спрашивай. Я открытая книга, — развёл руки в стороны.

«Ну да, открытая, — подумалось мне невесело, — открытая книга с двойным, а то и тройным дном. Малость переигрываешь».

В каком направлении копать, я не имела ни малейшего представления. Да и не хотелось мне его пытать. Мне вообще до последнего хотелось верить в то, что этот нелепый разговор всего лишь глупое стечение обстоятельств.

— Кто тебя научил так хорошо готовить? — выбрала, как мне казалось, самую безопасную тему.

— Мама, — после секундной заминки ответил он.

— Мама? — переспросила глупо, потом, правда, тут же дала себе мысленный подзатыльник и заставила взять себя в руки. — Мама — это хорошо, — заключила как можно более бодро и оптимистично. — Редко встретишь, чтобы мамы учили своих сыновей высокой кухне.

— Это был единственный путь к моему усмирению.

— Усмирению? — уверена, из меня бы обязательно получился замечательный попугай, повторяющий за говорившим последние слова.

— Скажем так, в своё время я был чрезвычайно трудным подростком.

— Верю, — согласилась моментально. — Представляю, ты был тем ещё сорви головой!

Мне хотелось как-то разрядить обстановку, но Глеб отчего-то стал ещё более серьёзным.

— А какой была ты? Спорим, что избалованной папиной принцессой.

Вроде бы он не сказал ничего такого, чего бы мне не говорили раньше, но его предположение, а вернее, его подача, больно резануло по давно затянувшимся ранам.

«Избалованной».

— Я была тихой и послушной, — сказала, тщательно проговаривая каждое слово.

— Наверное, твои родители очень тобой гордились, — сам того не ведая, Глеб попал в самое больное место нашей семейной истории.

И на самом деле можно было промолчать, но я не удержалась, как делала это обычно, и, с вызовом задрав подбородок, выдала:

— Папа. Папа мной гордился, а матери у меня нет.

***

Мои родители познакомились будучи совсем молодыми. Отец тогда только-только вернулся из армии, отдав два года жизни бравому и не очень служению Родине.

Дерзкий, харизматичный, порой безбашенный двадцатилетний дембель с горящим взором не оставил никаких шансов восемнадцатилетней официантке небольшого привокзального кафе, куда по случаю заглянул со встречающими его с поезда друзьями. Компания была шумной, пиво хмельным, настроение хорошим, а девушка с русой косой и огромными голубыми глазами неприступной, что стало понятным после того, как ладонь моей будущей мамы хлёстко ударила зарвавшегося юношу по гладко выбритой щеке за его беспардонную попытку стребовать с неё поцелуй. Взаимопонимания это им не прибавило, скорее даже наоборот — обострило обстановку, поскольку охранник, имевший свои виды на мою маму, решил вмешаться и наказать борзого дембеля. Завязалась драка, в которой молодому ефрейтору Килину разбили бровь. Батя в долгу не остался и с друзьями едва не разнёс кафешку, кто-то вызвал милицию, началась неразбериха, свойственная тому времени.

Ту ночь мои родители провели вместе в самом «романтическом» месте на земле — районном ОВД, что в некотором роде повлияло на степень их сближения. По крайней мере, так гласила семейная легенда, которую мне не раз рассказывали в детстве.

Не знаю, что сыграло решающую роль — голубые глаза, толстая коса или тяжёлая рука, но после памятной встречи отец решил, что во что бы то ни стало должен добиться сердца неприступной красавицы. Мама сопротивлялась ровно месяц, за который дерзкий дембель успел не только поставить на уши весь район, но и отвадить от неё всех возможных и невозможных ухажёров. Говорят, даже мамины одногруппники из техникума пускались врассыпную при виде подбитой батиной физиономии — рассечённая бровь заживала долго.

В общем, твердыня дрогнула, и через пару месяцев они расписались, а уже через восемь месяцев у них родилась я. Килина Кира Юрьевна. Был ли это брак по залёту, история умалчивает. В детстве о таком не задумываешься, а когда я созрела до такого вопроса уже будучи взрослой, отец помрачнел и велел не пороть чепуху. Потом, правда, задумался и крайне серьёзным тоном сообщил, что я самое лучшее, что могло случиться в его жизни.

Насколько мама разделяла его мнение, я не знаю, но первые двенадцать лет моей жизни бы прожиты вполне счастливо. Во всяком случае, мне так казалось.