Отец смотрелся решительно, а я как обычно трусила. В голове бесконечной лентой крутились воспоминания из детства, как мы с Кристинкой наткнулись в сквере на академика и маму. И пусть история не знала сослагательного наклонения, я до последнего продолжала изводить себя банальным «а если бы…».
— Давай, только без глупостей, — настоятельно попросила папу, когда он припарковался у дома четы Бауэр.
— Кирюша, успокойся, — посоветовали мне. Хотя по поджатым губам и крайне серьёзному виду становилось ясно, что совет был направлен вовсе не в мою сторону. Юрий Александрович тоже прекрасно умел нервничать, вот только демонстрировал это крайне редко.
— Постарайся быть вежливым, — в конце концов сдалась я. — Нам сейчас только скандалов не хватало.
— Не делай из меня монстра, — закатил глаза родитель и вышел из машины.
Я позволила себе секундную слабость и, приложив ладонь к животу, сделала глубокий вдох-выдох.
— Со всем можно справиться, — пообещала самой себе и последовала за господином Килиным, который уже стоял у ворот и готовился нажать на кнопку домофона.
***
Как и в прошлый раз дверь нам открыл Сергей Аркадьевич. Казалось, что с нашей последней встречи он похудел и посерел ещё сильнее, словно перед нами стоял другой человек. И лишь огромные очки в роговой оправе на пол лица оставались неизменными.
Сложно сказать, насколько наш приход явился для него сюрпризом. На осунувшемся лице не отразилось ни единой эмоции. Он смотрел на отца пристальным взглядом и молчал. Впрочем, папа делал абсолютно то же самое. Я даже засомневалась, а дышат ли они. Около минуты между ними не происходило ровным счётом ничегою Хотя всегда оставалась вероятность, что они на самом деле вели свой немой разговор, понятный только им обоим. Должно быть, у бывших соперников за прошедшие годы накопилось друг к другу достаточно претензий. И я была не уверена, что хочу их слышать.
Отец отмер первым:
— Мы можем пройти?
Академик едва заметно скривился, но неожиданно кивнул и отступил, пропуская нас в дом.
Дом, как и прежде, встречал обилием деталей и мелочей, с той только разницей, что на смену лёгкой запущенности и небрежности пришли идеальные чистота и порядок, которые придавали происходящему некое ощущение забальзамированности. Наверное, меня поймут те, кто хоть раз бывал в гостиничных номерах, особенно хороших отелей. Где у каждой вещи имелось своё место, а кровати были заправлены едва ли не по линейке. Красиво – да, но вот назвать это место домом язык не поворачивался. Так и здесь, несмотря на все эти рюшечки, рамочки, вазочки без единой пылинки, становилось ясно – жизни здесь нет. Слабая попытка законсервировать уходящее навсегда мгновение.\
Отец, как и обещал, старался быть вежливым. И, скинув у входа мокасины, чинно стоял на месте, ожидая дальнейших распоряжений хозяина дома, при этом не проявляя никакого интереса к обстановке. Я же на его фоне выглядела совой, которая беспрестанно крутила головой по сторонам в поисках неизвестно чего. Впрочем, кого я обманываю, и все мы прекрасно знаем, что, а вернее сказать кого, пытался выцепить мой взгляд. Стратегии поведения с Глебом у меня не было, но это не мешало мне хотеть встретиться с ним вновь. Хотя все прекрасно понимали, что ничего хорошего из этого не выйдет. И за эти мысли мне тоже становилось неловко. Ведь мы приехали в этот дом отнюдь не ради моей рухнувшей личной жизни, а ради мамы. А я как заправский маньяк думала совсем не о том.
— Эля сейчас спит, — не терпящим возражений тоном сообщил Сергей Аркадьевич. — Нужно будет подождать, не хочется её будить.
У него тоже внутри имелся свой металлический стержень. Хотя чего я удивляюсь? Если бы он был совсем размазнёй, то вряд ли смог увести мою мать из семьи, стать академик (уважаемым в отдельных кругах человеком) и обуздать буйного детдомовского мальчишку. И как бы мне не хотелось, но теперь, каждый раз смотря на товарища Бауэра, я видела в первую очередь личность, а не тощего очкарика, посмевшего вмешаться в нашу жизнь.
Юрий Александрович послушно кивнул, уточнив:
— Нам можно будет где-то присесть или лучше подождать в машине?
В его тоне не было никакого раздражения или вызова, скорее наоборот, одно подчёркнутое смирение с ситуацией, из-за чего становилось ясно, что хозяином ситуации оставался всё-таки мой родитель.
Академик указал нам в сторону гостиной, обставленной в стиле американской мечты конца прошлого века, с пузатыми креслами в мелкий цветочный узор, круглым ковром в центре комнаты и огромным телевизором на стене.
Папа уселся на диван, положив ногу на ногу, и тут же уткнулся в телефон, буквально демонстрируя ледяное безразличие к происходящему. Наверное, это был его способ совладать с эмоциями. Зато я, нервно поёрзав на месте, тут же принялась засыпать Сергея Аркадьевича миллионом вопросов, что крутились у меня на языке.
— Как мама? Что говорят врачи? Почему вы решили забрать её домой?
— Пока что стабильно, - начал издалека мой собеседник. – Это было её желание вернуться домой…