Я позволила ее телу лежать на полу посередине гостиной, куда мы положили ее ранее. Пип, ее внучка, была первой собакой, подошедшей к ее телу. Пип была собакой, которая нравилась Мисти больше всего. По этой причине Пип была единственной собакой, которая, вообще, нравилась Мисти. Мисти любила людей, но другие собаки отравляли ее существование. Покорность Пип проливала бальзамом на душу Мисти, которая была законченной «хочу быть альфой». Неуверенная, испытывающая страх перед физической болью Мисти, тем не менее, хотела править фермой и сосуществовала с двумя другими собаками женского пола только потому, что не имела другого выбора. Лесси и Тулип не столь покорны, как Пип, и у них отсутствовали малейшие намерения подлизываться к такой задире, какой могла быть Мисти. Зная об этих трениях, я неукоснительно поощряла вежливое поведение и постоянно отслеживала признаки, предвещавшие конфликты. Раз в несколько месяцев Мисти вперивалась тяжелым взглядом в Лесси или Тулип, и я научилась реагировать на это моментально. Мисти в течение часа выполняла команду «лежать/ждать», а я на несколько недель ужесточала правила на ферме.
Дольше всего кружила вокруг тела Мисти Пип, не подходя при этом ближе, чем на тридцать сантиметров к умершей и ни разу не наклонившись, чтобы ее обнюхать. В конце концов, громко зевнув, она с бесстрастным лицом улеглась рядом, и оставалась на этом месте больше часа. Лесси, чье лицо способно выражать эмоции ярче, чем лица большинства людей, выглядела объятой ужасом. Она пряталась за моими ногами, время от времени выглядывая из-за моих коленей, бросая взгляд на Мист и тут же отворачивая голову. Затем любопытство вновь овладевало ей, и она снова выглядывала. Лесси держалась на большем удалении от Мисти, чем когда та была в живых. Не знаю, что происходило в ее голове, но выглядела она до крайности испуганной. Лесси вела себя, как собака, которая не понимает, чего ожидать от Мисти, и поскольку предсказуемая Мист была довольно конфликтной, то непредсказуемая внушала ужас. Люк, в свою очередь, вел себя так, словно не осознавал присутствия Мисти. Он не смотрел на нее и не подходил, чтобы понюхать ее, но и не изменял своего маршрута, чтобы избежать ее. Для него Мист как будто не существовало. Он искал свои игрушки, садился рядом со мной, упражняясь в своем взгляде благородного колли и ожидая нового рабочего задания.
Мист лежала «на постаменте» всю ночь. Три раза за это время я спускалась из спальни и гладила ее мягкую, черную шерстку, то плача, то нет, пытаясь построить мост между жизнью с Мисти и жизнью без нее. Когда рассвело, собаки проснулись и нашли меня вновь сидящей рядом с Мист. Пип, обнюхавшая тело Мисти за ночь несколько раз, возможно, не находила причины подойти еще раз. Лесси, с округленными глазами и фыркая, все так же металась туда-сюда, как чистопородный жеребенок, первый раз в жизни увидевший поезд. Люк по-прежнему выглядел так, словно был в неведении, пока я, в конце концов, не подозвала его, постучав по боку Мист легкими короткими хлопками, которые привлекают внимание собак. Люк наклонил свою голову, чтобы понюхать, и затем вскинул ее вверх, как если бы был шокирован. Его глаза округлились, как блюдца, он посмотрел мне в глаза с выражением чистого изумления, и затем обнюхал каждый сантиметр тела Мист. Он тыкался в нее носом и толкал им ее тело, облизывал ее, скулил — все это перемежалось со взглядами на меня, прямо мне в глаза, словно он задавал мне вопрос.
С момента смерти Мист прошло три года. Мне все еще не хватает ее маленькой деликатной мордочки, донкихотской увлеченности, какую можно было наблюдать, когда она гоняла голубей, ее дружелюбия по отношению к людям. Я наплакалась, пока писала это. Мист умерла относительно недавно, а жизнь ее была достаточно долгой, чтобы эти воспоминания вновь разбередили мое раненое сердце. Люк лежит посередине гостиной, ровно на том месте, на котором лежала Мисти в ту долгую мрачную ночь. Если бы настало время, когда мне было бы позволено узнать, о чем думает собака, я бы спросила его: что, по его мнению, произошло с Мист, где она находится сейчас, и скучает ли он по ней.
Пройдет еще много времени, пока мы, наконец, поймем, что происходит в голове у собак, когда кто-то из их социального окружения умирает. У меня были клиенты, чьи собаки, похоже, горевали, совсем как люди. Одна собака ждала у окна больше полугода маленького мальчика, который уже никогда не вернется домой. Ребенок погиб в автомобильной аварии, а его приятельница, золотистый ретривер, каждый полдень все поджидала у двери возвращения мальчика. Прождав несколько часов, Голди тяжко вздыхала, ложилась удрученная и отказывалась играть или выходить на прогулку. Ее владелец связался со мной, поскольку собака ела настолько мало, что находилась на грани голодной смерти.