Она была честна с ним. Но что-то внутри, в самой недоступной глубине души, неприятно морщилось, пока она привычно жёстко расставляла всё по тем местам, которые считала единственно правильными. И всё же что-то было не так… словно птица решила стать рыбой, нырнула в толщу воды, и немедленно начала тонуть, с огромным трудом ворочая когда-то сильными и лёгкими крыльями…
Но теперь уже поздно, теперь уже всё.
Она тихонько вздохнула, и плечи как-то сами собой поникли.
Он всё молчал.
Наконец, она не выдержала и осторожно спросила:
– Я надеюсь, теперь тебе всё ясно? Извини за откровенность, но ты сам напросился…
И тут Григорий поднял голову и начал негромко, но выразительно декламировать:
Он умолк, посмотрел немного виновато и мягко улыбнулся.
Она молчала тоже, совершенно растерявшись. Куда только делся боевой пыл?.. Вместо него в душе воцарился хаос, круто замешанный на легкомысленно скачущих, рваных, перепутанных эмоциях.
Вместо того, чтобы скромно извиниться и распрощаться, этот тип читает ей стихи!.. Про какой-то там кинжал и честь, Господи! Что за бред?..
– Это… что? – глупо спросила она, наконец.
– Это… ты, – он тихонько засмеялся, потёр в смущении лицо, и она невольно залюбовалась его длинными, изящными пальцами. – Ну, точнее… есть у меня слабость к поэзии. Если человек мне интересен – я подбираю к нему стихотворение. Вернее… оно как бы само подбирается. Такая у меня… «фенька», что ли. Я знаю очень много стихов. И вот это стихотворение почему-то звучит, когда я смотрю на тебя. Это кабардинский поэт Алим Кешоков.
– Какой-то… не слишком женственный образ, – потерянно пробормотала Нина.
– Ну… да. Но именно так у меня случаются стихотворные ассоциации… спонтанно, сами по себе начинают звучать… Честь, чистота и истина. Это есть в тебе, может, ты просто не осознаёшь. Хотя… действительно, впервые у меня так не женственно получилось… по отношению к женщине… Хм…
Он был заметно сконфужен, что её слегка порадовало. Не всё же ей одной сидеть не в своей тарелке!..
– Но ты и вправду необычная, Нина. Не зря же тебя прозвали «Нина-полководец», – он весело прищурился.
Судя по всему, не собирался он ни извиняться, ни прощаться, ни, тем более, уходить.
Она рассмеялась неестественным надтреснутым смехом:
– Ты от меня не отцепишься, нет?
Он посмотрел как-то глубоко, в самое дно её взлохмаченной души, потом потянулся и взял её руку. Она обессиленно и покорно позволила волне сладкого растворяющего тепла прокатиться по её жилам, при этом чётко осознавая, что никакая на свете сила не заставит её выдернуть ладонь.
– А ты, правда, хочешь этого?.. – спросил он очень серьёзно. – ДЕЙСТВИТЕЛЬНО хочешь?..
Нина смотрела на него, словно под гипнозом, широко распахнутыми и затуманенными глазами. Потом медленно поводила головой из стороны в сторону, словно признавая полное и окончательное поражение.
– Значит, и не нужно, – заметил он, улыбаясь, и легонько погладил её тонкие смуглые пальцы. – Зачем сопротивляться неизбежности?
– Ты… очень странный. Я никогда не встречала таких, как ты, – пробормотала она и попыталась высободиться.
Он мягко сжал её ладонь, и она снова покорно замерла. Да что же это такое?..
– Может быть, – согласился он покладисто. – Но и ты не так проста, какой, очевидно, хочешь показаться. И, чтобы между нами не было тумана и недоговорённостей… Мне – двадцать пять, если это так уж важно для тебя. Я только что окончил университет и получил диплом юриста. Служил во флоте. – Он позволил себе чуть усмехнуться, видя, как её глаза заметно расширились в удивлении. – Я прекрасно понимаю, кем ты меня видишь. И отчасти ты права. Я действительно из… обеспеченной семьи… очень обеспеченной.
Он замолчал и позволил её руке выскользнуть. Потом пристроил запястья на краешек стола и начал сплетать и расплетать пальцы.
– Так уж получилось, Нина, – сказал он невесело. – И я… научился это принимать.
– Это, наверное, так трудно!.. – саркастически усмехнулась она.
И тут же стыд чиркнул по щекам румянцем. Ну, чего лезешь?.. Куда ты лезешь, язва?..