— Будь счастлив. И никогда не бросай ее… в беде, договорились? Ты уже смог гораздо большее, чем смогли все мы — члены твоей семьи. Но впереди еще много трудностей. Пусть ее покой и ее счастье будут и твоим счастьем. Всегда.
Митя кивнул, внезапно сбитый с толку его речью. Подумалось даже, что Николай специально воспользовался моментом, когда Агафья осыпала Василису комплиментами и обе они ничего не слышали. Он глядел пытливо, будто вкладывал в слова иной смысл и надеялся, что Муромец его разгадает. После этого он повернулся к Василисе, шепнул скупое: "Поздравляю" — и обнял ее. Обнял и замер. Замерла и Василиса. Оба закрыли глаза и стояли так несколько мгновений, которые тянулись для Мити невообразимо долго: солнце сверкнуло на рыжих макушках, осветив одинаковый оттенок волос у обоих. То, как Василиса и Николай Долгорукий легонько нахмурили брови, когда зажмурились, как едва заметно поджали нижние губы, заставило Митю похолодеть. Догадка была безумной, просто невозможной! Он судорожно оглянулся, ища глазами Василисину мать: та наблюдала издалека, бледная, испуганная. Она прижала ладони ко рту, и, казалось, даже не моргнула, и не вздохнула до тех пор, пока ее дочь и Николай Долгорукий друг от друга не отошли.
— Скажи, ты видишь то же, что и я? — прозвучал над самым ухом голос Заиграй-Овражкина.
Митя кивнул.
— Все хорошо? — Он притянул к себе Василису.
Она неопределенно качнула головой. Сева обнял обоих за плечи.
— Как интересно! Настоящий Муромец должен был жениться на Долгорукой, так сказала Вещейка. Пророчество сбывается сегодня, так, что ли?
— Ты думаешь, это… правда? — Василиса оцепенела. — Я видела Долгорукого на дне рождения Мити и на маскараде… и ничего тогда не заметила!
— Как будто мы заметили! Он предусмотрительно не подходил к тебе слишком близко!
В это время свадебная процессия покинула двор и двинулась через Небывалый тупик к Ирию. Митю с Василисой вытолкнули вперед и стали развлекать, а они и не замечали, что толпа за ними растет и растет. Идти было неблизко, поэтому некоторые гости вынули из-за спин гитары, барабаны, деревянные ложки и свирели, а другие принялись весело подпевать.
По местному обычаю не только Митя должен был принести дары Василисиным родителям, но и Василисиной семье полагалось выказать уважение семье жениха. Эту часть церемонии пришлось опустить, но его приятели не могли перестать шутить, представляя, что бы можно было подарить Муромцам.
— Я думаю, мы бы легко выкупили Митю за бабушкины пирожки, — засмеялась Василиса, подхватывая настроения Мастера. — И пастилу!
— Принимаю! — деловито отозвалась Анисья, протиснувшись к ним и умело скрыв изумление от только что услышанной от Севы новости про Долгорукого. — Сколько предложишь?
— Ты собираешь подарки и с той, и с другой стороны? — возмутился Ваня, Василисин сосед.
— Что поделать, если я оказалась такой незаменимой для обеих семей!
— Готовьтесь встречать новый род в Совете Старейшин! Наш божественный дар — пастила! — встрял Митя.
— Одни Муромцы отвечают за финансы, другие… за джем! — подытожил Елисей Вилкин, и по процессии прокатился смех.
— Так какие у вас планы? — спросил он у молодых. — Вы и правда решили жить в Небывалом тупике?
— Мы перебрали все наши поместья и особняки и поняли, что все-таки да… Небывалый тупик!
Раздался новый взрыв хохота.
— Хотим немного перестроить дом и попутешествовать, — ответила Василиса, уже зная привычку Мити безостановочно шутить и понимая, что без ее помощи не обойтись.
— Когда разбогатеем на пастиле!
— Они невозможно милые, — воскликнула Полина.
— Это ты невозможно милая, — сказал Сева, и она едва не расхохоталась, услышав все тот же привычный холодный тон, которым в ее представлении такие вещи говориться просто не могли. Наконец-то стало ясно, как нужно было трактовать его интонации.
Полина понимала, что по Заречью про них уже поползли слухи. Полина с месяц не показывалась на улице. Заиграй-Овражкин с утра до ночи торчал у нее в избушке. О том, чем они занимались все это время без свидетелей, снежинки должны были бы написать уже четыре толстенных тома и так разойтись к последнему, что самые горячие сцены пришлось бы потом вырезать. Теперь же многие гости украдкой поглядывали на их переплетенные пальцы и шушукались.