По ту сторону синей границы

Пока мы ждали, Андреас, прислонившись к стене и засунув руки в карманы, спросил:

– Отгадай, саксонец, сколько человек в год сигают отсюда вниз?

Йенси задумался, уставившись на натертый до блеска пол.

– Пять, наверно.

– Э-э-э, не попал! Минимум семеро. Каждый раз, когда обнаруживают стукача из Штази, ну, там, на заводе каком-нибудь, и все уже в курсе, кто стучит, он обязан покончить с жизнью. Это его долг, он бумагу подписывал. И тогда хочешь не хочешь – положено прыгнуть вниз с этой башни.

Дверь лифта открылась, и мы зашли внутрь.

– Врешь ты все, – буркнул Йенси. – Думаете, раз я новенький, так совсем тупой?

Лифт остановился на восемнадцатом, и вошел мужчина с седой бородкой. Он явно не был самоубийцей, потому что собирался ехать на первый. Когда кабина пошла вниз, он рявкнул:

– А вы что тут делаете? Вы же не в этом доме живете!

Изо рта у него противно пахло. Я отдвинулась.

– Мы к Сабине Мюллер, она нам обещала помочь.

– По математике, – встрял Йенси, – с задачкой про первомайскую демонстрацию.

– Сабина Мюллер живет на пятом, – протявкал бородач. – Тут-то вы что забыли? Вас как зовут? Из какой вы школы?

Андреас зажал нос и ткнул кнопку пятого этажа. Потом показал на Йенси и загундосил:

– Это вот он не на ту кнопку нажал. Приехал, понимаешь, из Саксонии, хотел на лифте покататься.

Йенси кивнул.

– Ага-а. У наз у Загзо-о-онии ливдов ваще-е-е не-е-еду…

– Из какой вы школы, я спрашиваю!

– Розы Люксембург, – ответила я.

Бородач смотрел на нас мрачно. Наконец лифт остановился, и мы вышли.

– Фу ты, ну и вонища, – сказала я. – Будто внутри у него что-то гниет.

– Пусть теперь нас поищет, урод! – отозвался Андреас злорадно.

– А чего мы на пятом этаже делать будем? – спросил Йенси.

– Ничего! По лестнице спустимся. Побежали!

Андреас понесся по ступенькам вниз. Но торопились мы совершенно зря: внизу нас поджидал бородач. Мы повернули с лестницы к выходу, а он тут как тут: схватил Йенси за ухо, а Андреаса – за волосы.

– А-а-а! – завопили они хором.

– Так вы еще и врать горазды! Чтоб я вас тут никогда больше не видел!

Он вытолкнул обоих на улицу так, что они чуть не упали.

Я бросилась за ними, он пихнул меня в спину.

– Тебя тоже касается, фройляйн!

На улице Йенси обернулся, потирая ухо.

– Что теперь будем делать?

Андреас застегивал куртку.

– Пошли на киндердром!

– А это что?

– Детская площадка.

Мы зашагали сквозь снег. На площадке по такому холоду было пусто. Мы втиснулись в кабинку деревянного корабля. Изо рта шел пар. Йенси начал растирать руки.

– «Сыновья Большой Медведицы» серию знаете? У меня вся есть. Моя любимая!

– Знаем, конечно. Я отцу недавно вслух читала, но он хочет только Джека Лондона.

Йенси удивленно на меня посмотрел.

– Как это – ты ему вслух читаешь? Он что, сам не может?

– У него винтики малость пооткрутились, – сказал Андреас, но я бросила на него злобный взгляд, и он замолк.

– Можно сделаться побратимами, – предложил Йенси. – Как Харка, сын вождя. А потом его стали звать Токей-Ито.

Я посмотрела прямо в его веснушчатое лицо.

– Мы тебя вообще-то еще толком не знаем!

Андреас постучал пальцем по лбу.

– Ты ж из Саксонии! Какие побратимы, ты что!

– Но я хочу-у-у! Хочу быть с кем-то, не один.

Он вытянул тощие ноги, скрестил руки на мохнатой куртке и уставился на песок. Андреас принялся рыться в карманах аляски и подал мне какой-то непонятный знак.

Йенси встрепенулся.

– Вы чего?

Андреас вытянул из кармана лезвие бритвы.

– Жуть какая! – взвизгнул Йенси.

– Не ожидал? – я зловеще улыбнулась.

– Давай руку, саксонец! – велел Андреас.

– Не дам! – заерепенился Йенси.

– Так я думал, ты хочешь. Сам же сказал!

Йенси не пошевелился.

– Ну давай же, плакса-вакса-сакса!

Как в замедленной съемке Йенси вытянул руку и закрыл глаза.

Андреас нацелился бритвой на его палец. В ту же секунду Йенси заорал, отдернул руку, и бритва в нее вонзилась. Йенси вскочил и треснулся головой о деревянную крышу кабины.

– О-о-ой, ой-ой, ой-ей-ей! Вот гадство!

Он плюхнулся на песок и задрал руку повыше.

– Сейчас из меня вся кровь вытечет!

На песок капали красные капли. Похоже, это не просто царапина.

– Черт, порез-то серьезный, – сказал Андреас,

Йенси зарыдал в голос.

Я подняла его на ноги.

– Бежим в поликлинику! Скорей!

В поликлинике врач нас отругал, потому что у Сакси-Йенси оказался задетым большой кровеносный сосуд. Всю дорогу домой он прорыдал – боялся получить нагоняй от родителей. Свой первый день в новой школе он наверняка представлял по-другому.

В общем, хоть он и был саксонцем, мы с ним подружились. И стали звать его Сакси – это прозвище приклеилось к нему намертво.

Когда рана у Йенси зажила, уже окончательно наступила зима. Мы стали брать его с собой на крепостной вал, там надевали мини-лыжи и катались с крутых обледенелых склонов. На валу и выяснилось, что Сакси-Йенси – хвастун, каких поискать. Перед тем как съехать вниз, он принимался объяснять нам, что вот в Саксонии горы – это горы, в сто раз выше нашего вала, и что в съезжании с них ему никто в подметки не годится. Правда, толку от хвастовства было ровно ноль – съехать и не упасть Сакси не удалось ни разу.

* * *

Какое-то тарахтение. Всё громче и громче.