– Можешь называться как захочешь: королём, хранителем, привратником, стражем или ещё как-то, но суть будет одна – за источником придётся присматривать именно тебе! Ну, а в дальнейшем твоим потомкам!
В глазах родственника сверкнул живой интерес, и, поразмыслив всего мгновение, он согласно кивнул:
– Хорошо! Что я должен делать?
– Для начала отдай мне волшебный камень и артефакт перехода, который ты получил от Магнуса Крида.
– А если нет? – насторожился Къярваль.
– А если нет, то главным я сделаю во-он его, – ткнула пальцем в первого попавшегося мне на глаза виххарда, и дядя, скорчив недовольную мину, предал мне всё, что я у него попросила.
И он почти не ворчал, когда я разбила артефакт и принялась за работу.
Завершив необходимые расчёты, я попросила мужчин расставить волшебные камни в углах нарисованной мною схемы, а затем приказала им порезать ладони и заполнить бороздки лежащей в основе пентаграммы своей и моей кровью.
– Ты готов? – спросила, взяв мужа за руку, а в ответ получила лишь его насмешливый взгляд.
Как только я активировала конструкт, волшебные камни вспыхнули алым светом, и земля у нас с Бьёрном под ногами начала дрожать, поглощая каменную кладку разрушенных стен и уничтожая всякое напоминание о Хель-Тери и о том, что здесь произошло ещё совсем недавно.
Пространство искажалось. Время замедлилось. Потоки эфира зыбко проходили сквозь наши с Бьёрном тела, и за кромкой уходящих вдаль вод озера восставали непроходимые горы. Холодные, синие, укутанные белыми шапками вечных снегов.
Когда всё закончилось, рядом не было ни Къярваля, ни виххардов, ни груды мёртвых тел – только белый снег, голубое озеро, на берегу которого мы стояли, и бесконечные синие горы, окружающие нас со всех сторон.
Бьёрн недоверчиво смотрел по сторонам, кажется, до конца не веря, что у нас всё получилось.
– Хочешь сказать, что теперь мы сможем жить спокойно? – перевёл на меня свой синий взгляд он.
Ну, спокойной жизни со мной я ему вообще-то не обещала, а в целом…
– Поживём – увидим, – подныривая под руку мужа, шепнула я и открыла проход в Эдерхейд, намереваясь поскорее добраться с Бьёрном до нашего халле, чтобы заняться его ранами.
Сейчас только они тревожили меня больше всего.
****
Мы появились посреди оживлённой улицы, заполненной людьми, которые при виде нас стали радостно кричать и приветствовать своего оэна и Хранителя – прихрамывающего, сильно потрёпанного, но живого и всё такого же грозного.
Впрочем, и моей радости не было предела, когда я обнаружила рядом с Гордом и Иденом целого и невредимого Харва.
Эйтары подходили, хлопали Бьёрна по плечу, кивали и улыбались мне, и я испытывала жгучий стыд за то, что переполошила весь клан, едва не погубила Бьёрна и чуть не лишилась жизни сама.
– Не ожидала, что наделаю столько шума, – виновато вздохнула я, добравшись с мужем до самых ворот нашего халле.
– Ещё раз ослушаешься меня, женщина – выпорю. При всех! – тяжело опираясь на моё плечо, Бьёрн сделал шаткий шаг. Остановился, словно передумал идти дальше. Сжал огромной лапищей мой затылок, заставляя смотреть себе в глаза. – Не слышу ответа.
– Прости, муж мой, – я проглотила тающую где-то в груди обиду, увидев во взгляде кайгена совершенно не похожее на гнев чувство, и, приходя в трепетный восторг от этого открытия, с вызовом вскинула голову. – Но тебе ведь понравилось?
Что-то незнакомое вспыхнуло в глубине потемневших глаз Бьёрна. Не от человека – от зверя внутри него: дикое, собственническое, жадное.
– Вернёмся в дом – покажу, как сильно, – таинственно ухмыльнулся он, все ещё сжимая пальцы на моей шее, но только теперь совершенно с иной целью: большие и жёсткие, они с неспешной лаской гладили кожу у меня на затылке, поднимая волоски дыбом и разгоняя по телу тяжёлую горячую волну.
Это было так сладко и приятно, что мне хотелось льнуть к его шершавой ладони и довольно фыркать, как глупой вакше*. Плевать, что на виду у всех. Плевать, что я, благородная айдэ, вела себя как вышедшая из леса на зов самка виэра. Я себя сейчас такой и чувствовала, лишённой налёта цивилизации, стыда, совести, рассудка. И во всем мире сейчас для меня существовал только резкий, грубоватый и грозный мужчина, за синей радужкой глаз которого я видела щемящую нежность.
Он вдруг резко притянул меня к себе и поцеловал. Жёстко, откровенно, и так вызывающе интимно, как не позволял себе никогда, проталкивая язык в мой рот и делая им что-то такое порочное, что дышать стало почти невозможно.
– Домой! – тяжело выдохнул он в мои губы. – Если не хочешь, чтобы я задрал тебе подол прямо здесь.
Иногда его диковатая грубость просто шокировала, но не сейчас. Сейчас его слова лились на мою израненную душу живительным бальзамом, и я, обняв его за талию, чтобы помочь идти дальше, покорно кивнула:
– Как скажешь, муж мой. Домой, так домой!
Он усмехнулся. Взгляд его задержался на моих губах, огладил.
– Какая послушная… – в хитром прищуре синих глаз запрыгали смешливые искры. – Ну-ну… Надолго ли?
– Месяцев на девять – точно, – едва сдерживая ликование, сообщила я.