По ту сторону синих гор (СИ)

Без сожаления швырнув в камин свадебные туфли и то, что осталось от остальной моей одежды, я зачарованно смотрела, как их пожирает огонь, находя в этом для себя какое-то странное успокоение. Мне хотелось уничтожить всякое напоминание о том, что со мной произошло. Жаль только, что вместе с вещами нельзя было сжечь и свою память.

Подкинув в костёр побольше дров, которые были аккуратно сложены в поленнице у камина, я села на прикроватный сундук, греясь у огня, и удручённо подумала о том, что если бы не брак с кайгеном, сейчас Лютэя могла бы мне принести тёплого молока с булочкой или пирогом.

Пересказывая все дворцовые сплетни, какие она услышала от своих подруг служанок, она бы ласково расчёсывала мне волосы и заботливо ворчала, чтобы я не сидела с босыми ногами, потому что могу простудиться.

А где мне было взять тёплые чулки или носки, если мне с собой даже нижнего белья взять не дали?

Взгляд вычленил валяющуюся на полу одежду мужа и, с озарением вскочив с сундука, на котором сидела, я открыла его крышку, заглядывая внутрь.

К сожалению женских платьев там не нашлось - только мужская одежда. В огромные рубахи мужа можно было обернуться три раза. И как бы мне не претила сама мысль к ним прикасаться, они были чистыми, а я - голой. И вот последнее очень сильно привешивало всё остальное.

Выбрав самую тёплую рубашку, я влезла на холодную кровать с той стороны где простынь была чистой. Звонко стуча зубами, я завернулась в толстое пушистое покрывало, и по спине поползли мурашки блаженства. Мех был тёплым и ласково льнул к замёрзшему телу. За весь сегодняшний день это было самое приятное ощущение, кроме того момента, когда с моих рук ела птичка. Я подумала, что если завтра мне удастся выйти во двор, я обязательно раздобуду и принесу ей немного крошек или ягод. От самой этой мысли стало как-то светло, что ли, и я, согреваясь всё больше, широко зевнула, начиная проваливаться в дрёму.

Пустой желудок обиженно заурчал, не соглашаясь с уставшей мной. Перевернувшись на живот, я вяло приказала ему спать и закрыла глаза.

Внизу был слышен весёлый шум, громкие голоса и Бьёрн замер на верхней ступени лестницы понимая, что совершенно не желает сейчас возвращаться к своим эйтарам. Он хотел побыть один. В тишине. Чтобы подумать.

Перед глазами всё ещё стояла его молодая жена с широко распахнутыми от паники глазами, но высоко поднятой головой.

Бесстрашная... До глупости отчаянная и бесстрашная!

Местные женщины до смерти боялись перечить Хранителю. А эта...

Бьёрну казалось, что она намерено его злила, вынуждая ударить или применить силу. Зачем? Ведь и мокрого места от неё не останется, если он потеряет контроль! Неужели для неё смерть предпочтительнее жизни вместе с ним? Так ведь и он тоже не горел желанием приводить в свой халле такую жену, но...

Теперь оэн точно знал, что по законам кайгенов не имел права поступить иначе. И оставалось только гадать, знали ли это Горд, когда затребовал магичку ему, Бьёрну, в жёны.

Виххардова бездна, как же он не понял, что метки, которые он всё время чувствовал на ней, не чужие, а его собственные! Подлости от эринейки ждал. Злился. Верил, что когда сорвёт с неё дорогие шмотки, получит доказательства своих предположений. А так, оказывается, пахла его магия... Вернее, следы, что она оставила на её теле.

Как она смогла выжить с такими жуткими увечьями?

Бьёрн поморщился и сглотнул, на миг представив, какую нечеловеческую боль должна была испытывать девушка. И волосы короткие у неё потому, что сгорели, а не потому, что опозорить его перед всеми хотела.

Стало стыдно. Нашёл с кем воевать - с бабой! Хотя её и бабой-то по-хорошему назвать было нельзя.

Ведь и смотреть не на что - ни крепких бёдер, ни пышной груди, ни пленительных изгибов...

Эринейка была хрупкой и тощей.

Бьёрн выругался сквозь зубы и сам себе мысленно возразил. Нет, новая жена не была тощей, скорее гибкой и тонкой, как молодая берёзка. Из тех, что гнутся, но не ломаются.

А мужскому началу Бьёрна так и вовсе было наплевать на установленные кайгенами женские эталоны красоты, потому что он возжелал девушку сразу, как только, разодрав на ней платье, увидел её обнажённое тело. Его привлекательность почему-то не портили ни шрамы, полученные в жестоком бою, ни отсутствие пышных округлых форм, ни алебастровая белизна кожи, совершенно не присущая смуглым женщинам Сивельгарда.

У эринейки в глазах сверкали упрямство и вечный вызов, и они возбуждали Бьёрна сильнее, чем любые прелести местных красавиц. Она не боялась дерзить, бесстрашно смотреть в лицо и говорить, что думает. И язык у неё был как осиное жало, ей и магию использовать не нужно было, чтобы достать кого-то до печёнок. Упрямую гордячку до хруста в пальцах хотелось схватить и по праву сильнейшего подмять под себя, но Бьёрн был уверен: она и в этом случае не стала бы просить у него пощады.

Виххардова бездна, оэн знал, кого она ему напоминала... Его самого!

Правильно, что не стал ждать Горда!

Бьёрн не был уверен в этом, когда проводил обряд, но больше не сомневался теперь.