По ту сторону славы. Как говорить о личном публично

Пока в программу приходили девушки, все было гладко, зрители в целом хорошо воспринимали нашу концепцию: я и героиня сидим в пижамах, болтаем. Но как только моим гостем стал мужчина – а это был великолепный Николай Цискаридзе, вот тогда и понеслось: наслушался я тогда достаточно, какие мы *** и ***, и что вообще такое происходит.

Не все поняли, что пижамы – это не провокация, это не про секс вообще. Кто им занимается в пижамах, покажите мне этого человека? Пижама – это про душевную беседу, про состояние уюта, атмосферу доверия и покой. Удивительное дело, пока рядом со мной сидела девушка – все было хорошо, и никто особо не писал, что это намек на то, что камера выключится, и мы с ней зажжем. А вот на Коле общество возбудилось.

Когда мы только начинали шоу, то договорились: никакого хайпа, никакой желтухи. Я не хочу погружать человека в состояние максимальной расслабленности (а я знаю, как это сделать), писать с ним интервью, а потом будь что будет, главное, чтобы рейтинги росли. Мне не плевать, как будет себя чувствовать гость после выхода выпуска. Это, наоборот, почти самое важное для меня. Обманывать, выуживать, использовать – это не мое, но, к сожалению, другие интервьюеры охотно прибегают к таким способам добиться сенсационного признания. Поэтому звезды боятся идти на интервью, потому что знают: сейчас будут какие-то агрессивные нападки, выпады с неприятными вопросами и прочее, прочее. И поэтому они с самого начала в боевой стойке находятся. Они сидят на стуле, в закрытой позе, нога на ногу, в такой обороне. А когда ты садишься на кровать, ты не можешь сесть, скрестив руки, закинуть ногу на ногу. Это просто физически не получится сделать. А когда ты находишься в положение полулежа, окруженный мягкими подушками, ты эмоционально настраиваешься на доверие. И тут, конечно, очень важен такт интервьюера, его деликатность. «Не спросить лишнего» иногда важнее, чем задать прямой вопрос, ответ на который так хочется услышать зрителям. Но рядом со мной находится живой человек, а не бездушная непрошибаемая звезда, и я не хочу ее подвести, сделать больно, использовать ее. Я ценю откровенность, но я максимально тактичен, поэтому ко мне идут.

Есть в кровати еще один момент – дистанция. Все сейчас только и говорят про социальную дистанцию, а когда мы начинали – ее еще и в помине не было. Дистанция, которую невозможно нарушить, если ты сидишь на стуле, строит между собеседниками незримый барьер, способствует отчуждению. А в кровати такого расстояния нет, поэтому притирка происходит гораздо быстрее и охотнее.

Мы понимаем, что можно позвать топового блогера или участницу какого-нибудь популярного проекта, у нас будут охваты, просмотры, хайп, – но это не наш подход. Это – бизнес, а мы еще и про удовольствие от процесса.

Но у кровати есть один существенный недостаток – полулежать, полусидеть на ней несколько часов подряд тяжело, спину ломит так, что хочется бросить все и бежать. Помню, рекорд был на интервью с Ольгой Свибловой. Мало того, что я ни черта не понимаю в мире современной гениальной живописи, так еще мое тело начало отказывать, потому что мы разговаривали 4,5 (!!!) часа. Просидеть так с прямой спиной – абсолютнейшая древнегреческая пытка. И после этого я начал кричать:

– Все, все, все! Я так больше не могу, пожалейте мою спину!

Но решилось все само. Ко мне пришла на интервью прекрасная и великая «Интердевочка всея Руси», народная артистка России Елена Яковлева. И настроение, и характер этой артистки говорят о многом. Настоящая актриса во всех смыслах этого слова, с мощной такой энергетикой.

Присев на этот матрас и окинув взглядом съемочную группу и меня, она говорит:

– Давайте побыстрее начнем.

Мы начали, разговариваем, и тут матрас… лопнул! Не выдержал напряжения, и прямо в кадре дал трещину. Это есть в интервью, можете посмотреть сами.

И так, слава Богу, в моей программе появились стулья.

Мы безболезненно перешли на стулья, потому что к тому моменту уже завоевали себе репутацию, нас знали и от нас ждали продолжения, аудитория нас приняла и запомнила. Мы поставили себе новую задачу – привлечь людей, которые не хотели садиться на кровать. А таких было довольно много: мужчины, солидные персоны, женщины, для которых по своим каким-то причинам это было недопустимо. Например, Лина Арифулина. Она пришла ко мне, когда кровать еще держалась, и говорит:

– Да вы что, ребята? Я не могу, мой муж восточных взглядов на жизнь, он не поймет, что его жена лежит с другим мужчиной на кровати. Я не могу.

Тогда нам пришлось придумать пуфики, и таких историй было много. В общем, кровать мы поблагодарили за достойное начало и отпустили с миром на свалку. А сейчас думаю: надо было ее сохранить как реквизит. Потом, когда «Эмпатия Манучи» выйдет на международный уровень, открою музей, буду там выставлять диваны, матрасы и пуфики.