По ту сторону вдохновения

Между прочим, само слово «перестройка» – в смысле серьезных преобразований государственной системы – пришло к нам из эпохи Александра Второго Освободителя, он легализовал в стране среди прочего деятельность масонов, загнанных в России под плинтус после Великой французской революции и восстания декабристов. А ведь именно вольные каменщики любили давать своим начинаниям разные строительные прозвища. Кстати, правительство, возникшее в феврале 17-го, было сплошь масонским, начиная с премьера, князя Львова. Впрочем, об этом даже в школьных учебниках теперь пишут. А когда-то являлось страшной тайной. Ельцин, заметьте, пришел во власть тоже из строителей, но если он и принадлежал к древнему братству вольных каменщиков, то градус посвящения у него, думаю, был низкий – где-то на уровне портвейна. Но важно другое: ни один грамотный строитель не начинает капитальный ремонт здания с перепиливания несущих балок и подрыва фундамента. Увы, именно с этого начали и в 17-м, и в 91-м. Тенденция, однако…

Особенно, должен признать, поусердствовали в деле разрушения державы писатели, традиционно имевшие большое влияние на умы. Причем постарались и либералы, и почвенники. Сейчас уже подзабыли, что именно лидер деревенщиков Валентин Распутин с трибуны съезда пригрозил, мол, если Россия выйдет из состава СССР, мало никому не покажется. «Вот оно как!» – переглянулись от Ташкента до Киева сановные сепаратисты с партбилетами в карманах. Принцип интернационализма, записанный в Конституции красной империи, помог ей не больше, чем заповедь «не прелюбодействуй!» моногамной семье. А уж как этнические демократы костерили страну – даже вспомнить страшно: и «Россия-сука», и «Россия-мачеха», и «Верхняя Вольта с атомным оружием», и «Освенцим в одну шестую часть суши»… К началу 1990-х у людей сложилось ощущение, что черт угораздил их родиться в самом неподходящем государстве, которое необходимо срочно разрушить до основанья, а затем…

Какое отношение сказанное имеет к написанию «Гипсового трубача»? Самое непосредственное. Напомню, «Апофегей», вышедший в «Юности» в 1989-м, стал не только эротическим прорывом, но и политической акцией. В этой повести я весьма язвительно изобразил конфликт между Горбачевым и Ельциным (но особенно поглумился над Борисом Николаевичем), а именно этот конфликт определял всю тогдашнюю политическую ситуацию в стране. И даже в мире! Я не шучу. Судите сами: беспозвоночный Горби стремительно терял контроль над страной под названием «СССР». Власть мог перехватить человек решительный, с объединительными намерениями, готовый на все, чтобы остановить распад. Например, маршал Дмитрий Язов. И подавляющее большинство населения его бы с радостью поддержало! Но Язов оказался лампасной невнятностью, зато наизусть знал всего «Василия Теркина». Надеюсь, на Страшном суде мировой истории это ему зачтется! Других сильных фигур не оказалось. Одних волевых лидеров наподобие ленинградского Романова обезвредил еще Андропов. Других успел вытолкнуть на пенсию Горбачев.

А тем, кто жаждал распада СССР, важно было, чтобы власть у лучшего немца Горби отобрал решительный человек, но не с объединительными, а с разрушительными намерениями. И такой человек нашелся – Борис Ельцин. Но его еще надо было привести к рычагам. Это с годами кажется, что все произошло именно так, ибо иначе быть и не могло. Могло! Вспомните, как Ельцин вдруг не прошел в Верховный Совет РСФСР, и никогда бы не стать ему первым президентом России, не уступи Ельцину свое депутатское место прекраснодушный сибирский профессор Казаник. Тогда все и завертелось. А если бы профессор не уступил? Иной раз бывают такие моменты, когда история похожа на уравновешенные весы и случайный комарик, присевший на одну из чаш, способен непоправимо качнуть рок событий в ту или иную сторону.

«Апофегей» вышел именно в такие дни, в 89-м, и неслучайно вызвал шквал негодования в либеральном стане, где именно с тех пор я стал навсегда персоной нон-грата. Ельцин на митингах вынужден был объяснять, что клеветническая повестушка написана по гнусному заказу «партократов» на радость «агрессивно-послушному большинству». Так витиевато в ту пору либералы называли основную часть народа, не желавшего развала страны и безоглядного прыжка в рынок. Нет, я не страдаю манией величия и понимаю: моя сатира на будущего «царя Бориса» являлась крошечной частицей неудавшегося сопротивления силам распада. Но все-таки, черт возьми, и я повитал в высших сферах геополитики…