По ту сторону жизни, по ту сторону света

– Дудочник, душа поэта! Ты где, интеллигент вшивый? Кот блудливый! Барабан свой здоровый тащи! Усаживать будешь глину и раствор боем барабанным! Пизань, накуй, где? Гля! Хвост ослику крутит! Мамкоёк! Сюда лети! Суши глину! Попробуй мне только Утырка запеки, как утку! Ты будешь тогда Утырком!

– Сам не хочу! Подстрахуй!

– Сам ты куй! Чё бетон? Что вам золы жалко было? Да бегайте же вы живее! Перемешивайте! Мыло тащи! Вот всё ведро и выливай в бочку! Найдём ещё! Бегом! Что вы как беременные утки!

– Как мы бетон таскать будем? Ведрами?

– Гля! Кран нужен! Разберёмся! Но, гля, такого «горниста» упускать было нельзя!

– Глина сухая! – кричит Мамкоёк, утирая пот и кровь из носа. – Эта водоросль камышовая там живая?

– Жив, пока. Кожа у него слезет. Прижёг ты ему…

– Конец?

– Нет, конец нет. А вот обе ягодицы – да.

– Получилось! – взревел Мамкоёк, радуясь получившейся болезненной «дружеской шутке».

– Снимайте эти два щита. Аккуратно, бегемоты!

Утыкаюсь руками и почти утыкаюсь носом в ростовой глиняный кирпич, силой своего странного дара осторожно разрезаю засохшую глину, стараясь не зацепить и не рассечь юношу, заключённого внутри.

– За лекарем послали?

– А то! – отвечает сразу десяток голосов.

Вот глина вскрыта по всей окружности, форма разделена на части. Крайне деликатно начинаем разводить части будущей заливочной формы. Телекинезом помогаю, разом удерживая Чижика прижатым к одной из форм, самой большой, что с его спины. Потом также деликатно отрываю его от глины, и вынимаем юношу из формы. Мои тут же бросаются к форме с комками глины в руках – исправлять, подмазывать.

Чижик летит по воздуху на руках соратников, всё ещё зажатый Проклятием Мраморного Паралича в том же виде статуи горниста из городского парка. Снимаю проклятие. Чижик плачет. Горько, навзрыд. И не только от обиды. Пережить полное бессилие Паралича, замуровывание заживо и запекание в глине, как речного леща – мало никому не покажется!

– Молодец, парень! – пригладил его по волосам на голове рукой, потом шиплю тем, кто с носилками стоял сзади. – К лекарю!

Чижика унесли. А вокруг нас уже собирается толпа любопытствующих, привлечённая нашими криками и суетой.

– Огневик! – ору я. – Досушивай форму! Как я учил – изнутри!

Побег, ветошью стирающий излишки сала с формы и размазывающий жир там, где его было мало – отпрыгнул.

– Помню! – рычит зажмурившийся от предельной концентрации Мамкоёк.

– Раствор готов! – кричат от бетономешалки. – Хороший вышел! Как ягодный кисель!

Мамкоёк роняет руки и осаживается на землю:

– Готово! – хрипит он, сплёвывая кровавую юшку.

Подхватываю кирку из-под ног, скребу кайлом по глине. Твёрдо, как в кувшине.

– Своди!

– Как раствор будем подавать? Расслоится же! – пристаёт Дудочник, гудя барабаном.

– Сам сделаю!

– Ты же не умел? – удивился Дудочник, бухнув в барабан пяткой.

– Ты когда-то тоже ходил под себя и на задних ногах не стоял, – огрызнулся я, с напряжением нервов и Телекинезом контролируя стыковку половинок формы.

– Откуда ты знаешь про мои похождения в Столице? – прищуривается Дудочник со своей ехидной усмешкой, выводя тамтамом тревожный фоновый звук из триллера.

Хотел пнуть его, но он увернулся.

И вот форма готова. Её увязывают канатами и стяжками из толстой медной проволоки, ставят подпорки, дополнительно упираясь в них ещё и спиной, а ногами в землю, а наверх садясь, грузилами, чтобы не всплыло.

Я попытался поднять всю бетономешалку сразу, но не сдюжил, лишь из носа потекло, как у Мамкоёка.

– Та на хрена козе!.. – взревел я.

Огромная светло-серая капля бетона выплыла из бочки и полетела к нашей заливочной форме, плавно заливаясь в неё. С двух сторон стали бухать барабаны Дудочника и Побега, сотрясая нам всем кишки, выбивая воздух из лёгких. И Дудочник затянул какую-то свою бессловесную мычащую мантру – «У-у-у-м-м-мм!». И ещё врёт, баюн-свистун блохатый, что не маг, щука! Ух, доберусь я до тебя, выведу я тебя на чистую воду, прилипала драный!

– Всё! – выдохнул я. Излишки бетона я небрежно выплеснул в яму под опору крана, где уже стоял врытый столб.

– Ур-ра-а-а-а! – дружно взревели все вокруг.

Ну, вот! Наконец! А то орали, как ослы с отдавленным хвостом – «А-а-а!».

Дудочник всю ночь, не сменяясь, как в трансе каком долбил в свой барабан в рост человека и гудел своё «У-у-у-м-м-мм!». Не знаю, могут ли звуковые вибрации человеческого горла и боя барабанов из обычного бетона сделать белый гранит, но когда мы разбили глиняную форму, там стоял Аполлон – как живой! С лицом Чижика, но без шрамов на этом самом лице. Дующий «Утреннюю зорьку» в свою дудку.

Завораживающее великолепие! Застывшее в камне прекрасное мгновение, жизнь, остановившаяся на удар сердца и навек. И залитые гранитом в глазных впадинах полированные изумрудно-прозрачные шары сверкают на рассвете, как живые глаза мага, переполненного силой. Аж сам Чижик прослезился.