По ту сторону жизни, по ту сторону света

Главное – почему всё же они отвернули? Привыкшие побеждать нахрапом, их не испугала бы беспорядочная толпа спешащих от лагеря полуголых людей. Наоборот, для всадника такая разреженная толпа – забава! Руби направо и налево на полном скаку, пока рука не устанет, сбивай людей конём, топчи копытами! Разбить Зелёный Батальон им тоже было по силам. Или хотя бы блокировать его, обойти, перемахнуть. Таким опытным налётчикам наш жидкий заборчик в шахматном порядке выстроенных коробок не преграда. Проскочили бы между коробок, обтекли бы по флангам. Конный всяко манёвреннее пешего.

Обстрела они тоже не боялись. Могло их испугать исчезновение Шара Огня? Одного? Так у них было три мага! Три, Карл, три! Боевых магов! Урождённых Благородных! Что с колыбели тискают меч в руках и культивируют браваду и презрение к страху!

Засада? Единственное объяснение. Но неспешный поршень нашей конницы не обнаружил не только засады, но даже следа организации и снятия засады.

Осталось только развести руками. Ну, не узнали же они меня, в конце концов? Как, гля? Я, Мрачный Весельчак, и то убогое недоразумение, каким я был до Чаши Погибели Богов – совершенно разные… Хотя оба – не люди. Нет, не верю. Что-то другое.

Вот и разводим руками и пожимаем плечами. Единственное более-менее годное объяснение, что отрядом руководила Волчица. Тем дав нам списать эту непонятку на пресловутую «женскую логику» и специфический женский синдром.

Вторым прямым последствием оказалось оживление окрестностей Пальца. Сами себя посадившие в режим осады жители обрели веру в нас, в нашу выдуманную ими самими неимоверную крутизну и, наконец, настежь отворили ворота города, сняв осаду с самих себя. Город вернулся к своим трудам и заботам. Спешили туда-сюда люди, повозки, верховые. Все уважительно кланялись нашим патрулям.

Особенно возрос поток движения по дороге от города в болота. Оказалось, город большей частью с этих болот, называющихся, конечно же, Гиблыми болотами, и жил. Там они добывали крицу железа, охотились на разных болотных тварей, пресмыкающихся и не очень пресмыкающихся, за что Чижик их презрительно называл «жабоедами», ловили рыбу и ряску, собирали тростник и водоросли для прокорма домашнего скота, материалы для рукоделья и для топки печей. Хотя ходил слушок, что шепелявящие жабоеды и сами эту болотную тухлую растительность поедают. Когда никто не видит, ночами. Запершись в своём мрачном городишке.

Ещё последствием странного неслучившегося боя было полное отсутствие в округе налётчиков Волков. Ну, совсем! Мы их даже искали! Взамен нашей конницы нам был придан конный полк угрюмых шепелявящих Змей, что носился по пустошам, как настоящие кочевники. Но даже они никого не смогли увидеть. А они старались. Очень старались. Их кто-то довольно дельно мотивировал. Накрутил хвосты непоседливым шепелявым конникам так, что они сутками с седла не слезали.

Следующим прямым последствие стало появление в Рабочем Пальце Самого. И как бы мне ни было стыдно и прискорбно, но с моей выволочкой, прилюдно, с его стороны. Ох, сколько я о себе всего выслушал! Не нового, не запоминающегося. В голове в это время пульсировала только одна мысль: «Только бы не рвал меня! Только не рви!»

Я – трус. Да, я – трус! Я до неконтролируемых панических атак боюсь этого… человека. Самого Ясамого! Как же я его боюсь!

И да, я – трус! Именно поэтому, из-за моей трусости, тщательно скрываемой за дешёвой бравадой и таинственностью, «Усмешка Смерти» и упустила возможность одним ударом поставить точку на истории Летучей Волчицы. На этой занозе, постоянно колющей новый порядок, пускающей нам кровь и подрезающей жилы. Именно из-за моей трусливости, недальновидности, да что там! Тупости! И нерасторопности «Усмешка Смерти» протянула время, упустив уникальную возможность для решительной атаки, и не проявила достаточной решимости и настойчивости в преследовании и изничтожении партизан.

Вот так вот! Это я цитировал. В вольном переложении, но – цитировал.

Слушая все эти «уникальную возможность», «недостаточную решимость», «недальновидность», «одним ударом поставить точку», почему-то представил себе Ясамого лысеющим, в пиджаке и кепке, наклонённым вперёд с броневика, с газетой в руке, а другая держит самого себя за отворот пиджака.

Верной дорогой идём, товарищи! Как завещал Великий Нетленный!

И тут же гоню эти видения! От себя! Чур меня, чур! Ясамого злить – себе дороже! И так мои жалкие лепетания про возможную засаду чуть не закончились для меня невидимой дыбой! Он меня уже поднял в воздух и уже схватился за мои невидимые крылья своими невидимыми, но безжалостными пальцами, но на что-то отвлёкся, бросил меня, как надоевшую игрушку, потеряв интерес.