По ту сторону жизни, по ту сторону света

Да-да, цемента. Чижик, как оказалось, парень пусть и юный, да по-детски непосредственный, но хозяйственно-прижимистый. Вот он и «прижимил» то разомкнутое кольцо, вокруг которого мы в прошлый раз построили печь. Потому печь – есть. Материал под ногами валяется. Маги имеются. Силу им магическую регулярно поставляют две особые повозки в нашем обозе, с которыми передвигаются семнадцать особых «бойцов» банно-прачечного разгрузочного «батальона». Отсюда презрение Чижика к «обозникам». Народ с регулярной очерёдностью ныряет в палатки этого особого, «глядского» подразделения и похотью своей заряжает камни-уловители. Маги мои к этой дармовой глядской силе уже привыкли, «раскачали» полупроводниковые силовые и магические каналы. И работа с печью и кольцом для них – будничная повинность.

Кстати, про будничность. С каменными башнями лагерь – крепость. А у крепости должно быть имя. И когда я услышал слово «Пешт», то строящийся лагерь на ассоциациях назвал – Будда. Чтобы стало, со временем – Будапешт. Только народ не принял бессмысленного для них названия и сначала за моими глазами называли лагерь «Будним», а потом и в глаза – так же, привычно, для них опять же. Искренне удивляясь, если я поправлял. Вот я и махнул рукой ну, Будний, так Будний. Хоть Будущий! Будний Пешт. Рабочий Палец. Пролетарский. Бывает!

Севернее города была небольшая горная гряда, южнее болота. С гор нам возили камень и щебень, но мало и медленно, потому как гужевым двуногим транспортом – рабами, грузоподъёмность коих весьма-весьма ограниченна, да ещё и караванным методом, когда охраны рабов больше самих рабов, Волки себя уважать заставили. Потому мы и занялись подъёмом камня с реки, не в силах ни стерпеть перебоев снабжения, но и не желая самим таскать камень из-за горизонта. С реки же брали глину и песок, а с болот добывали тростник и немного забавлялись истреблением болотных тварей. Потому как лесов тут нет, строительные деревянные конструкции и опалубки строить просто не с чего. Плели камышовые циновки, корзины и прочие формы, обмазывали их глиной – готовая заливочная форма для бетона. После засыхания глины. Из глины же лепили и прочие формы, и даже кирпичи формовали. Кирпич такой, высыхающий самостоятельно на ветру и осеннем Светиле, был, естественно, просто никакой. Без отжига-то? Но как временное явление – пойдёть! Нам тут не детей собственных поднимать, а «сдать объект», да и валить дальше!

Вот и поднимались башни из кирпича-сырца, матов, плетённых из камыша, обмазанных глиной, и мегалитов бетонных. Печь и бетономешалку сделали быстро, кран-журавль, один, потом второй – тоже быстро. Один кран – в Буднем, второй – посреди реки, на опоре моста. Им поднимали камни с воды, зачаленные нашими «боевыми ныряльщиками».

Работа шла с некоторым весёлым ажиотажем, чётко, споро, весело, посменно, со взрывами смеха то на одном фронте работ, то на другом.

Сам нас не забывал. Присылал помощников. Так как Перст был полупустым – народ, излишний, да и вообще какой попался под пылесос мобилизации, новый порядок отсюда выгреб ещё по весне. А сейчас зима на носу. Потому ещё на стадии котлованов под башни к нам прибыл маршевый «мясной» полк, сразу же попавший как раз на рытьё этих ям, под стадию заливки фундаментов пришли ещё четыре сотни. И потом каждые день-два подтягивались по полторы-две сотни человек. Вместе с караванами снабжения. Только караваны и конвой уходили, а новобранцы оставались в нашем ведении. Вооружали мы их заступом, и – аля-улю! Бери больше, кидай дальше! С такой прорвой народа работа шла просто магическими темпами! Всё кипело и бурлило.

И подобной движухой заинтересовались товарищи. Да-да, те самые, которым волк тамбовский – друг, товарищ и флаг. Когда из-за гребня вылетели десятка три всадников неизвестной принадлежности, мои конные разъезды устремились к ним, с ажиотажем нагоняя коней. Ну, скучно же в карауле! А тут что-то новенькое!

Но, когда через гребень перевалили остальные, мои разъезды поняли, что это всё это «жу-жу» – неспроста. Потому как под три сотни всадников, характерных для Егерей Запада силуэтов и экипировки, тонов и цветов одежды, да под знаменем с летящим в прыжке волком на красном фоне – не могли быть не чем иным, кроме Волчат, что уже заставили уважать себя даже в тыловых городах Змей, коим значится Пролетарский Палец. И с ещё большим ажиотажем мои дозорные полетели в наступление. Назад, в тыл, к строящимся коробкам пехоты караульного батальона.

Народ массово бросает инструмент, забыв и забив на одежду и броню, как были полуголые и грязные, так и бежали к пирамидам с щитами и копьями, стекаясь к гребням шлемов десятников и к вымпелам сотников.

Волки развернулись широкой лавой и с дикими криками полетели догонять моих конников.

Что это – дерзость или глупость? Почему они проигнорировали тысячи вооружённых людей и пошли в атаку?!

Бегу к Плетёному, «зелёному» комбату, сегодня на карауле как раз они, «зелёные». Переживаю же. Сколько ни тренируйся, а бой идёт всегда поперёк любой теории, против любого, самого умного и продуманного плана.