Обхожу прямоугольник раскорячевшейся между полом и стеной выбитой дверной створки, вхожу в провал «кабинета смотрителя». И удивляюсь – ожидаемой мерзости нет. Просто – нет! Есть красота рабочего кабинета скромного генерала в отставке. Стол, заваленный книгами и свитками, горящие свечи, тщательно заправленная узкая койка в углу, рядом – платяной шкаф, одну стену целиком скрывают книжные стеллажи от пола до потолка.
До того стало мне неловко, что шаркаю ногами по полу, как будто вытираю их о несуществующий коврик в дверях.
На столе раскрыта книга, рядом малахитовая чернильница с пером в ней. Чудно, ей-богу! Нежить-то Достоевским оказался! Мыслителем! Интеллигентным.
А тут, понимаешь, приходят дерзкие гопари, грубят, шумят! Сущность справедливо возмутилась, что потревожили её покой, загудела. Да и сгинула в неравном бою один на… сколько нас там было? Семеро? И оба в валенках? Ай-ай! Нехорошо я поступил, нехорошо! Ай-ай! Нехороший, невоспитанный человек, редиска прямо!
Руки сами тянутся к книге.
– Не тронь! – кричит старик. Они, все шестеро, сунули головы в дверной проём, но входить поостереглись.
Поздно! Книга от моего прикосновения течёт невесомой мельчайшей пылью. За ней чернильница, свитки, сам стол. Осыпаются шкафы и книги. Вновь стало темно, свечи осыпались тоже.
– Что это было? – спрашиваю я, когда поток льющегося из меня мата иссяк.
– Смотритель силой своей воссоздал вокруг себя привычную ему обстановку. И поддерживал её самой сущностью своей. Не стало смотрителя, вот всё и обратилось в то, чем и было – в прах, – ответил старик, зажигая на вершине своего посоха мутный кристалл, похожий на кусок льда, смёрзшегося из не очень чистой воды.
– Ты палочку эту где подобрал? – вкрадчиво спрашиваю я.
Старик же в подполье пришёл с голыми руками, а где и когда он успел затрофеиться – я как-то не заметил. Посох – магический штука редкая, значит и дорогая. Проикал! Блин!
– Там нет больше, – качает головой хитрый старикашка.
– Опять врёшь, – вздыхаю я. – Ладно, дерево, книги, свечи, понятно. Но малахитовая чернильница просто не могла вот так вот обратиться в прах! Это очень долговечный камень.
– Могла. Если её изначально не было. Видимость лишь одна, – качает головой старик, тыкая в углы комнаты светящимся камнем на вершине своей палки, освещая их. – Как жаль! Надо было осторожненько прочесть открытые страницы книги. Упустили такой шанс прикоснуться к давно минувшей эпохе!
Пожимаю плечами. Подумаешь!
– Тебе это настолько важно? – спрашиваю старика. – Прочитать давно мёртвое о давно мёртвых?
– Сия загадка – жизнеполагающая для меня, – бормочет старик. – Тут мой предок служил. И голову сложил.
– Преемственность поколений – достойно, – киваю я, – Для того, чтобы поднапрячься. Синематограф ретроспектив!
Умник – умер! Да здравствует Умник! Проецируемая из моего наруча голограмма воссоздаёт обстановку в кабинете такой, какой я её запомнил. Вот и стол. И открытая книга. Старик смотрит на меня немигающим взглядом подслеповатых глаз.
– Старый, время! – рыкнул я. – Читай, пока иллюзия не развеялась! Я этих строк прочесть не могу.
Старик наклоняется прямо к самой раскрытой книге, чуть не упираясь носом в голограмму, пальцами натягивает себе веки – наводя «резкость» своих глаз, от старости утративших остроту, бормочет себе под нос. Не слышу. Пожимаю плечами, тоже бормочу, «колдуя»:
– Громогласно организус!
Голос старика теперь усиливается моими интегрированными мощностями, по кабинету текут строки голосом ушедшей эпохи, дважды – ушедшей эпохи:
– «…Не остались. Участь их – не завидна. Как и наша. Как и полусотни Хзара. Не думаю, что Ралш, какой бы искусный маг бы он ни был, сможет спасти главу от нашей всеобщей участи. Вот и Дальногляд показывает, что он укрыл отряд в выработках, вместе с мятежными каторжанами. Теперь понятно, почему они бунт подняли. Умышленно ли? Либо просто сошли с ума от грядущего? Теперь уже не важно. Дальногляд уже видит волну до облаков. От такого не спастись! Смеюсь над Ларпом. И он надеется остановить эту Волну своим ритуалом?»
Старик зашёлся в кашле. До слёз.
– Что, старый? – спрашиваю я.
– Маг Ларп – мой предок! – срывающимся голосом говорит старик. – Он не сдался! Боролся! Хотя даже смотритель Чести малодушно укрылся в собственной обители!
– Твой предок крут, – кивнул я, – читай дальше, старик. Потом поплачем об умерших.
– «Это чудовищно! Волна сбивает скальные пики, как разыгравшийся ребёнок сосульки. Накрыло Ущелье. Теперь истинно Скорби. И я скорблю и о нас тоже!»
– Это ужасно, – прошептал за моей спиной один из «прилипал», – своими глазами видеть надвигающийся конец света!
– Но при этом записать для нас, потомков, достойно! – гудит другой.