По ту сторону жизни, по ту сторону света

– Я тебе тут душу открыл, что душегубом стал случайно! – первый подвизгивал от злости. – Да! Вор я сызмальства! Подонок! Мусор и рвань! Никчёмный я человек! Да! А вот душу людскую загубил я случайно. Придавил ту бабоньку, чтоб не шумела, да с излишком. Да так и покатился. Но я не скрываю, что я подонок! А ты тут мне слезу выбиваешь! Сказку душещипательную сочинил! Не ты такой, жизнь такая! «Не помню, как!» Как глаза мне открыл на свою подлую натуру! Весь ты такой бедный, несчастный! А ты хитрый тихушник, оказывается! Сам ужом влез к знати во двор, детей своих пристроил, дочь под сыночка хозяина подложил! Что же ты смолчал, что и жену под них подкладывал? А? Красивая, хворая, тонкая, не работала! Ты это утырку и выродкам знати расскажи! Они не знают, а уж мне-то не надо! Когда баба пашет, то она, что мужик, что лошадь – хребет весь в трещинах! Если баба не пашет, то её пашут! Тогда да! Тонкая, да красота не увядшая! И дочку по образу матери пристроил! Мужик без струмента? Плотник, что сам себе своим же струментом пальцы отрезает? Ищи дурака! Горшки он таскал! А как поймали тебя на воровстве, так и выставили из города! А девку, небось, всей стражей драли! Не сам под них подложил?

– Что ты несёшь?! – возмутился второй.

– Сидеть, хитророжий! Вскрою, как бурдюк перебродившей браги! – взревел первый. – Потому тебя живым из города и выпустили, что девкой расплатился за свою никчёмную жизнь! «Не помню как!» Ты кому по ушам прокатиться пытаешься? Мне? Вору уже три десятка лет? В город проскочить в беспамятстве? В покои знати пробраться? Даже мне то нелегко сподобить! Что же ты умолчал, как обобрал своих хозяев, да ещё и поймавшего тебя парня завалил? Сидеть! Ты жив ещё только потому, что все мы тут одним дерьмом вымазаны! Понял, молодой? Мы в дерьме по уши, все дружно будем перед Хозяином краснеть и бледнеть за грехи наши тяжкие, а этот на нас отмазку себе обкатывает! Он весь такой правильный и честный мужик, самых честных правил, а вот не повезло ему, прямо как прокляли его! Понял? Это тебя на воровстве, с голодухи, поймали, да и снасильничали, обесчестили знатные мужеложцы-извращенцы, это у меня спина розгами дублённая, да руки целы только быстрыми ногами да шустрыми мозгами, а он – не вор! Он честный! Это нас с тобой Хозяин своим Чёрным Ножём в распыл пустит, а вот его пригреет! Так я лучше тебя сейчас вскрою, падаль, чтобы ты Хозяину в спину свой топорик «отличный!» не вонзил «не помню как!».

– Не стоит! – говорю я, снимая с себя одну прозрачность. – Все мы, ты, Дрязга, прав, одним дерьмом мазанные. И все в нём по уши! Только кто-то пытается отмыться ледяной водой и едким мылом, а кто-то дерьмо это душистыми цветами укрывает. Кстати, ты молодец, Дрязга! Не ожидал! Будет у меня для тебя работа. Пока запомни слово «контрразведка», поясню потом, с чем это едят. А ты, Троекур, ещё имеешь шанс остаться живым. Уйти от нас прямо сейчас. Потому как все вы будете Вещами, в полной моей власти. И над телами вашими, и над разумами, и над душами. А это не оставит тебе никакого шанса на тихушничество.

Троекур с размаха падает на колени:

– Не губи, Хозяин! Вещью! Вещью! – ревёт он, раздирая себе на груди куртку, рубаху и обдирая кожу ногтями. – Убей, но не гони! Не могу я больше так жить! Всю жизнь, двуличную, проклятым самим собой! Да! И жену свою я сам и удавил, когда колдовского зелья ужрался! И дочь под стражу подложил! Жить хотел! Как псина – жить хотел! Сапоги Властителю лизал! И не только бы сапоги вылизал, да он не дал! Не хочу больше! Убей! Или сделай Вещью, самой-самой последней Вещью, чтобы от меня совсем ничего не осталось! Не хочу больше жить так! Не могу!

Трубно ржёт из-за стены Харлей.

– Хозяин вернулся! – прокатился над крепостью мощный рык Кочарыша. – Подъём, народ! Кончилась наша ссылка!

Крепость ожила, загалдела, стала зажигаться притушенными кострами и факелами, сияющими глазами людей, измученных томительным ожиданием.

Когда я вышел из транса, то обнаружил, что стены вокруг идут волнами и колышутся. Истощил себя. Не до предела, а за пределы. Благо, рядом с собой обнаружил низкий столик с едой. Проверил это чудо на иллюзию, я же не забыл, что я во владениях нежити, но яства на столе были реальные, не подделка. Остыло всё, более того, хлеб уже зачерствел.

Да, о чём я! Хлеб! Это же, блин, не редиску с грядки сорвать! Это надо зерно вырастить, перемолоть, тесто замесить со всеми ингредиентами, выдержать технологию брожения хлеба, запечь. Целый техпроцесс! Как нежить его освоила? А самое главное – на хрена?!!

– На все вопросы ты получишь ответ! – прогудел воздух вокруг меня. – Восстанови свои силы, ты изрядно ослаб за время своих ментальных изысканий. И мы весьма признательны тебе. Мы проявили дерзость и наблюдали за твоими опытами. И многому научились. Потому признаём себя – обязанными. Требуй!

– А-а-а! – воскликнул я. – Вон оно чё, Михалыч! Вон оно чё! Бывает! Так зачем вам хлеб?

– Нам незачем! Но у нас… «гостят» живые. И им хлеб нужен. Они его и пекут.

– Вон оно даже как! – качаю я головой. – И много у вас «гостей»?