Пронзительный натужный гудок паровоза привёл в оживление толпу провожающих. Кузьма Малов сидел в вагоне за столиком и смотрел в окно. Когда поезд тронулся, он перевёл взгляд на сидевшую напротив Маргариту, но она опередила готовый сорваться с его губ вопрос.
— Ни слова! — нервно дёрнулась она. — У нас ещё будет время наговориться вдосталь, как только отъедем подальше от Москвы.
Вошёл Дмитрий и сел рядом с матерью.
— Фу-ух, — сказал он, расстёгивая шинель, — кажется, наше путешествие благополучно продолжается.
— Сплюнь, а то сглазишь, — ухмыльнулась Маргарита. — Ещё ехать ого-го сколько. За десять суток в пути может случиться всякое.
— Всё может быть, — не стал с ней спорить Дмитрий. — Хотя… хотя от главной опасности быть узнанными мы благодаря случаю успешно избавились.
— Не понял, о чём это ты? — спросил Кузьма, переводя взгляд от окна на сына.
— О том, что тебя теперь не узнать, папа, — охотно ответил Дмитрий. — Кто бы мог подумать, что случится пожар и ожоги — весьма кстати — изменят твою «выдающуюся» внешность!
— Вижу, ты рад этому, — сказал Кузьма угрюмо. — Я чуть не сгорел, а ты…
— Он не сказал ничего такого, на что можно было бы обидеться, — сказала с укором Маргарита, вступаясь за сына. — Глупо бросать упрёки в адрес того, кто спас тебя, вытащив из огня чуть живого!
Кузьма не нашёлся чем возразить и пожал плечами.
— Может быть, ты думаешь, что это я толкнул тебя в пекло? — неожиданно поинтересовался Дмитрий и тут же продолжил: — Хотя в твоём падении в огонь есть и моя доля вины. Когда я снял с полки мальчишку, он, с перепугу, начал дёргаться и ударил тебя в спину ногами. Пришлось его бросить, а спасать тебя, папа. Ну, слава богу, вы живы оба!
— Действительно, — поддержала его Маргарита, — всё обошлось более-менее благополучно. Обожжено лицо и руки. Ну, грудь немного подпалило. Зато хоть глаза целыми остались и не узнать тебя теперь. А это сейчас самое важное в нашем положении.
— Хорошо, пусть будет по-вашему, мне повезло, — согласился Кузьма с недоверчивой ухмылкой. — А другим вот не очень… Восемь человек сгорело заживо, а ещё десяток сейчас между жизнью и смертью.
— Ну-у-у… — Дмитрий развёл руками. — Здесь уж ничего не поделаешь. Хорошо хоть большинство пассажиров удалось спасти.
— Слушайте, давайте-ка поедим, мужики? — решила сменить тему Маргарита. — Пожар — это стихия, и никто не виноват, что он возник по чьей-то неосторожности!
— А по злому умыслу может быть? — произнёс Кузьма задумчиво. — Вдруг кому-то в голову пришла кошмарная мысль поджечь вагон, и он осуществил её?
— Кому это надо, папа? — рассмеялся Дмитрий. — Если только белофиннам? А что? Они вполне способны проникнуть на лыжах в наш «крепкий» тыл и совершить диверсию!
— Кто виновен, а кто нет, пусть теперь следствие разбирается, — повысила голос Маргарита, выкладывая продукты из вещмешка. — Раз обстоятельства сыграли в нашу пользу, нам следует не обсуждать их, а довольствоваться результатом. Мы живы, а это главное, или у кого-то из вас есть другое мнение на этот счёт?
У мужчин другого мнения не нашлось, и они принялись за еду.
Когда поезд следовал по Сибири, Кузьма со скукой следил за пейзажами, мелькающими за окном, и постепенно успокаивался. Его мозг уже не работал так напряжённо, как раньше, и на него наплывали воспоминания о родных местах, где прошло детство и юность.
Расстояния между населёнными пунктами были огромными. Когда проезжали мимо какой-нибудь деревеньки, он припадал лицом к окну и с ноющей болью внутри разглядывал камышовые или соломенные крыши мелькавших изб, наличники на окнах, мостики на улицах, кладбище…
Это сон? Или он действительно возвращается домой после длительного отсутствия?
О своих «попутчиках» он старался не думать, особенно о Маргарите. Всё больше и больше Кузьма считал её демоном, и любые мысли о ней вызывали у него отвращение. Однако он был вынужден смириться с её присутствием, поддерживать с ней беседу, и этой пытке, казалось, не было конца. Кузьма чувствовал себя зверем, попавшим в хитроумную ловушку, и с озлоблением старался разгадать планы Маргариты в отношении себя.
Опять же с отвращением, он вспоминал все её уловки, когда она двадцать лет назад пыталась его завербовать, убедить пойти на службу к большевикам. Все мерзкие подробности, которые, казалось бы, давно изгладились из его памяти, как недостойные внимания, теперь всё чаще всплывали на поверхность, поскольку эта стерва оказалась снова рядом с ним, и ему ничего не оставалось, кроме как покорно терпеть её присутствие.
Что касается Дмитрия, то между ними существовала неловкость, в которой они оба не желали себе признаться, хотя Кузьма и делал над собой титанические усилия, чтобы обращаться с Дмитрием как с сыном.
Вот так и «путешествовал» Кузьма в вагоне поезда по бескрайней Сибири, приближаясь к Улан-Удэ, бывшему Верхнеудинску. Милицейские и военные патрули лишь дважды побеспокоили их в пути, но особо не придирались. Видя забинтованного Кузьму, а рядом с ним людей в военной форме, они наспех просматривали документы и, пожелав «доброго пути», удалялись.