По велению сердца

– Ради бога извините! — начала она, едва Бартлетт вышел ей навстречу. Это был высокий, поджарый, благородной наружности мужчина с русыми волосами с проседью, зелеными глазами и ямочкой на подбородке, которая делалась особенно заметной, когда он улыбался, а улыбался он часто. Он был доброжелателен и приветлив. Роберт усадил Хоуп в удобное кресло и собственноручно заварил чай. Адвокатское бюро размещалось в небольшом старинном особняке в юго-восточной части Дублина, на Мэррион-сквер, неподалеку от Тринити-колледжа. Старые дубовые полы, узкие окна, да и обстановка в целом создавали уютную атмосферу. Разительный контраст с головным офисом в Нью-Йорке — фешенебельным и стерильным. Роберту здесь нравилось больше, отчасти ему даже было жаль возвращаться в Америку. После семи лет в Дублине он чувствовал себя здесь как дома, да и его дочерям здесь было комфортно. Но теперь, когда они поступили в престижные колледжи на Восточном побережье Штатов, Бартлетту хотелось быть к ним поближе. Впрочем, по словам Роберта, одна из дочерей намеревалась после окончания учебы вернуться в Ирландию.

Разговор с Хоуп затянулся на несколько часов. Говорили они опять о том же: о странностях Финна, о бесконечной цепочке лжи, о надеждах Хоуп на то, что чудесным образом все наладится. Роберт понимал, спорить с ней сейчас бесполезно, но то и дело напоминал о имеющихся у Хоуп доказательствах обмана и о том, что маловероятно, чтобы Финн вдруг переменился, даже если в нем еще теплится любовь. Роберт знал, расставание с мечтой — мучительный и долгий процесс, и мог только надеяться на то, что О’Нил не предпримет против Хоуп чего то непоправимого. Бартлетт снова и снова просил ее доверять собственной интуиции и покинуть дом, как только она почувствует неладное. Чтобы не повторять без конца одно и то же, он старался внушить ей эту мысль и намеками, и иносказаниями, и примерами. Хоуп пообещала, что не останется под одной крышей с Финном, если у нее возникнут опасения, но в то, что Финн может причинить ей физический вред, она не верила. Ей казалось более вероятным, что он сделал ставку на психологическое давление. Хоуп так и не сообщила Финну о своем возвращении, тем более не собиралась она говорить ему о встрече с дублинским адвокатом.

Они проговорили до пяти часов, и Роберт признался, что не хочет отпускать ее в Блэкстон-хаус на ночь глядя. Ей еще надо было взять напрокат машину, это тоже займет время, затем дорога — а Хоуп успела пожаловаться, что до сих пор неуверенно чувствует себя на местных трассах, особенно в темное время суток. А самое страшное — это если она доберется до места и на ночь глядя застанет Финна в дурном расположении духа или под градусом. Слуги то уже разойдутся до утра! По мнению Бартлетта, это было бы просто неразумно. Он предложил ей переночевать в Дублине в отеле, с тем чтобы отправиться в дорогу утром, при свете дня. Поразмыслив, Хоуп согласилась. Ей не терпелось увидеть Финна, но она очень нервничала, и оказаться с ним наедине поздним вечером, да еще если он приложился к бутылке, было равносильно тому, чтобы совать голову в пасть льва. Она согласилась с Бартлеттом, что лучше не испытывать судьбу.

Роберт порекомендовал Хоуп уже известный ей отель и поручил секретарше забронировать номер. Это был лучший отель в городе. Рабочий день в конторе закончился, и Роберт вызвался ее подвезти, что оказалось весьма кстати, тем более что Хоуп была с вещами. Несмотря на трудный разговор, Хоуп получила от общения удовольствие. Единственное, чем мог ее утешить Роберт, так это сказать, что ситуация рано или поздно разрешится сама собой. Нечто подобное можно было бы услышать от ее индийского гуру или от знакомого тибетского монаха. По дороге в отель Хоуп увлеченно рассказывала о своих поездках. Роберт был поражен, он слушал Хоуп с большим вниманием, и разговор получился интересным для обоих.

Доставив Хоуп в отель, Роберт поручил багаж швейцару, а сам не отходил от Хоуп. Он знал, как ей сейчас тяжело и как она тревожится из за предстоящей встречи с Финном. Ведь кто знает, что он ей приготовил и как ее примет. Будет ли это «добрый Финн» или «злой Финн»? Хоуп по дороге призналась ему, что неопределенность угнетает ее больше всего.