По волчьим следам

Как будто полюдья мало! Стражники придирчиво осматривали каждого купца – проверяли, насколько богато одет и можно ли много взять. Что-то подсказывало Маржане, что самые хитрые натягивали толстые рубахи и плохо сшитые башмаки, словно показывая, мол, самим толком есть нечего. Маржана кисло поморщилась.

– Знакомцев и богатых купцов пускают в детинец, – продолжал объяснять Томаш.

– И где тут честность? – она нахмурилась ещё сильнее. – Как же бедным разбогатеть, если у них торги плохо идут?

Маржана была мрачнее тучи. Теперь не радовали и ворота с резными коньками, что гордо смотрели в разные стороны. Две узорчатые гривы встречали всех путников, которые добрались до Хортеца. Два брата – рассвет и закат. Верные служители Хорса.

– Не Хорстецом ли он назывался вначале? – Маржана покосилась на Томаша.

– Да, – он кивнул и тоже уставился на коньков. – Хорстецом, городом Хорса. Потом упростили.

Не могло быть в таком городе много плохого. Это подбодрило Маржану, и она перестала бояться стражников, которые оказались совсем рядом.

Они – два толстых витязя – взглянули на Томаша и покачали головами. Во взглядах читалось «Ох уж эти смерды! Всё заполняют и заполняют город». Жаль, они не знали, кого впускают. Не будь за спиной огромной толпы, которая стремилась попасть за ворота как можно скорее, Маржана вмешалась бы и перевоплотилась, показав напыщенным стражникам, что её род теперь не совсем людской и что по одёжке судить стоило лишь нарочно переодетых купцов.

Томаш едва слышно зашипел и дёрнул её за руку, уводя подальше от посторонних глаз. Не понравился ему оскал Маржаны.

– Здесь тебе не лес, – буркнул волколак. – Ты в мире людей и должна почитать их законы.

Носишь две шкуры – значит, сгибайся дважды. Маржана всё больше понимала это и страшно боялась себя выдать. Здесь, в текучей толпе и рядах изб, придётся вдвойне тяжелее. И за околицу не убежишь, если вдруг что.

Город с солнечным названием переставал радовать и интересовать, как лучиной раньше.

2.

Томаш смотрел на покосившиеся избы, землянки, хмурых людей и вспоминал, как они с отцом приезжали в Хортец погостить. В детинце стоял терем посадника, а там и красивые резные терема, и домики с крепкими срубами. Кто-то даже умудрялся сделать себе избу из камня – вот ведь диво! Правда, коньки-хранители на той избе всё равно оставались деревянными.

Маржана шла, как зачарованная. Ещё бы – наверняка в жизни не видела больших заборов, ведь в деревнях делали одни лишь оплетни[25]. Да, в городе человек человеку волк. Тут легко могли ограбить, убить или сделать чего похуже – и ищи невесть кого по клубку улиц.

Местами он чувствовал ворожбу. Обереги у изб, резы на высоких заборах, заговорённые пороги – всё это шипело и вилось вокруг него. И Маржана тоже чуяла – не зря вертела головой по сторонам.

– Зачем, – она поджала губы, – зачем столько?

– Страх, – объяснил Томаш. – Посадник один, а людей много.

О да, посадник. Он осмотрел себя и покачал головой: в таком виде его к детинцу и близко не подпустят, а рядиться перед тем, кто выслуживался перед братьями, Томашу не хотелось. От досады он по-звериному клацнул зубами. Соблазн оставить Маржану наедине с огромным городом был слишком велик. Ах, если бы не Добжа!..

Томаша передёрнуло. Его тело помнило гнев вожака волков. От Добжи не спасут ни самые крепкие стены, ни витязи, ни заговоры ведуний, ни капища. Он повелевал над зверями, в том числе и над тем, кто сидел внутри Томаша, его плотью и кровью. Это не какой-то неизвестный чародей.

– Маржана, – Томаш обернулся, – нам придётся ненадолго разойтись.

Она потупилась и опустила глаза. Тут они все были одинаковы – те, кто впервые приходят в Хортец и не знают, куда первым делом идти.

– К закату подойди к детинцу, – он указал на высокую стену, что тянулась за бедняцкими избами. – Там тебя встретят.

Томашу тяжело дались эти слова. Не будь Добжи, он бы ни за что не стал бы звать деревенскую девку туда, где принимали лучших купцов. У детинца стояла вечевая степень[26]. Её, единственную из важных построек, не прятали подальше, иначе было бы не по закону. Томаш прекрасно понимал: у всех этих людей, смердов и не только, становилось больше прав, когда они собирались вместе и шли на площадь. И даже великий князь не мог не выйти к ним и – уж тем более – не послушать или пойти против.

«Народ ставит князя, а князь выполняет не только его волю, но и свою, ведь он видит дальше и больше, как ясный сокол», – сказал когда-то Кажимер. Томаша это немного пугало: мало ли чего могут захотеть простые люди? Но он не мог не смириться.

– Я приду, – послышался голос Маржаны. – Не переживай, волколаче, не заблужусь.

– Надеюсь, – ответил Томаш.

Она пошла вперёд по улице и повернула к шумной ярмарке. Вот ведь девка! Не сдержится ведь и стащит что-нибудь. Впрочем, это не самое страшное, что могло случиться с Маржаной, не будь у неё второй шкуры.