По волчьим следам

Томаш отвернулся и пошёл к детинцу. Вместо бедняцких изб замаячили дома побогаче – резные, ухоженные. И люди попадались такие же – уже не в простых рубахах, а с обережным шитьём. Они казались веселее и тоже шли к ярмарке, только с другой стороны. На Томаша почти никто не смотрел – подумаешь, околачивается какой-то бедняк. Это его даже позабавило.

У детинца на него обращали внимание – смотрели то с удивлением, то с презрением. Ещё бы – зажиточные люди, те, которые вырвались с трудом из-за окраин Хортеца и хотели забыть о прошлом. Как там говорилось? Из грязи – и в светлицу? Вот оно.

Конечно, если Томаш покажет золотистое кольцо с волчьим мехом, то его тут же узнают – и сразу сопроводят к Горяте – посаднику и верному другу Кажимера. А Горята мигом пошлёт лучшего гонца в Звенец и опоит Томаша чем-нибудь, чтобы тот заснул и проснулся уже дома, в спальне с серебристыми решётками на окнах. Ну уж нет, не для того он петлял столько времени.

Томаш спрятался в укромный угол, где валялись помои. Фыркнул, мол, вот до чего дошёл! Придётся тут раздеваться и бросать одежду. Вряд ли потасканная рубаха и потёртые порты понадобятся ему снова.

Он с силой сжал кольцо и тихонько подпрыгнул, позволив телу рухнуть на землю и вдариться о неё. Главное – не кричать, не стонать, сдерживать порывы. Кости и кожу рвало в клочья, сердце рвалось на лоскутья и собиралось снова. Как больно, больно!..

Томаш открыл глаза и тяжело задышал. Звериные ноздри раздулись, шерсть встала дыбом. Убедившись, что никого вокруг нет, он подпрыгнул и забрался на крышу ближайшей избы. Дальше – легче, всё выше и выше, перемахнуть через детинец и побежать по каменной тропке, чтобы вплотную приблизиться к посадскому терему.

Если кто и заметил, то наверняка принял за морок. Это только в Звенеце можно увидеть, как волк бежит невесть куда, а потом исчезает в тереме. Там все давно привыкли и даже любовались, мол, вот они какие, Добролесские.

Томаш спрыгнул с крыши посадского терема и оказался на внутреннем дворе, причём не в лучшей части – опять среди помоев. Ну и к счастью – сюда заглядывали только вечером. Оставалось только прокрасться в хлев и затаиться там, среди сена и скотины. Заодно и молока попьёт, если осталось.

– Стоит дуб из камней, – тихонько начал Томаш, выплетая заговор, – а на том дубу сидит жар-птица, семена считает, да счёта не знает, оттого печалится да приговаривает, мол, Горята-Горята, приди да прис-сядь-ка, поговори со мною, как брат с сестрою, услышь мой голос сквозь стены и шум, явись на зов княжий, умасли мой род.

Волк устало прикрыл глаза. Слабый наговорчик, конечно, но вдруг получится? Всё-таки княжеская кровь вкупе с чарами Велеса могла сработать. Придёт – славно, нет – придётся придумывать что-то или оборачиваться человеком и красть одежду. Брр! Не любил Томаш хвататься за простецкие тряпки и красться, словно вор. Но да ладно, не стоит тревожиться раньше времени, лучше подремать лучину-другую и подождать.

3.

Чем больше Чонгар смотрел на Баата, тем сильнее вспоминал родину – Подзмейное воеводство, край гор и ручейков. Это были дикие и жестокие земли. Они давали не пшено, а сияющие каменья, овчину, травы и много козьего молока. Их девки и парни заливались соловьями и плясали так, будто от этого зависела вся жизнь. Ох, и любили они плясать, несмотря на угрозу!

В Подзмейном воеводстве было много речных и горных ящеров – целый род или два. Эти ящеры обожали красивых молодиц и утаскивали тех, что пели по-особенному. Одни становились царицами и жили в каменных дворцах внутри гор, куда не падал свет, а других губила вода.

Коварные ящеры были падки до девичьей красы и могли легко посулить несметные богатства любой семье в обмен на молодицу. Им отдавали и невест, обещанных другим, а потом кто-то из семьи внезапно находил целый мешок каменьев в ручье или во внутреннем дворе. Мать Чонгара, ясноокую Айнур, тоже пообещали горному змею. Тот захотел её в ночь перед венчанием с женихом.

Поэтому Айнур сбежала, причём не просто в соседнее воеводство, а в другую часть княжества – туда, где не были властны ящеры. Что стало с её семьёй, Чонгар не знал и не хотел знать.

Мать рассказывала ему, что из-за ящеров к девицам относились бережнее и мягче. Старались прятать – и в то же время растить в трудолюбии и веселье, чтобы девка не заскучала и не решила выйти к околице. Бывало и такое, когда сватали за нелюбимого – и тогда девки сбегали из дома к ближайшей речке и заводили песню, звонкую и яркую. Эта песня приманивала змей, и девка исчезала.

– Нет ли у тебя других дел в Хортеце? – спросил Баат, хитро ухмыляясь.

– Есть, – соврал Чонгар. – Хочу повидать одного купца, что ездит на ярмарку по весне. Говорят, он возит славные гребни из, – он запнулся, – Подзмейного воеводства.