По воле Петра Великого

Исхудал, осунулся князь-губернатор, наместник и царь Сибири... Но упорно защищается против всех обвинений. Он знает, что в главном преступлении явных улик нет против него, а то, что открыто бумагами и несомненными показаниями свидетелей, слишком незначительно, чтобы привести за собою смертную казнь... И бодрится кряжистый князь.

Лишь бы оставлена была жизнь! Всё он готов отдать за эту жизнь; что ни собрано в его дворцах здесь и в Москве, и в губернаторском тобольском доме... То, что припрятано в Салде, даст ему возможность, уйдя за границу, по-царски кончить дни!.. А земли, дома перейдут пускай теперь же сыну и дочери...

И, рассчитывая на такой исход, посылает тайных пособников Гагарин ко всем, кто ещё имеет влияние и силу при Петре... Но нет почти таких людей.

Даже Меншиков попал в опалу за «многие дары», принятые в виде мзды за попустительство ворам и казнокрадам: Гагарину и другим, ему подобным...

Екатерина боится вмешаться в дело, если бы и желала помочь кому-нибудь... Главное сделано: царевича Алексея нет. Сын его — малютка, Пётр Алексеевич, растёт в доме у Меншикова... И какая-то затаённая надежда на огромное счастие и власть впереди всё чаще и чаще светится в тёмных, бархатных глазах бывшей ливонской пленницы, Марты Скавронек, теперь — императрицы Екатерины, вместе с мужем принявшей такой высокий титул, как воздаяние за счастливо оконченную борьбу со шведами...

Одинок остался в своём каземате Гагарин... Не берут даже его сказочно-щедрых даров, огромных взяток, которые он предлагает через разных людей.

   — Денег не берут! Конец мне, значит! — бледнея и холодея, прошептал Гагарин, услышав, что отказываются все от посулов князя.

Но ещё надеется упорный старик. Терпит допросы, виску и плети... Ничего не открывает такого, что бы дало судьям известное право подписать приговор, давно составленный и внушённый Петром...

Вдруг новая пытка придумана была мучителями.

Вызвали из-за границы Алексея Гагарина, хотя отец и дал знать сыну, чтобы он скрылся в Англии, не возвращался теперь домой.

Обошли юношу подложным письмом отца — заманили его на родину. Здесь — поставили к допросу... И под пытками, под кнутом изнеженный, слабый барич предал родного отца... Вспомнил о «речах воровских» относительно престола Сибири, указал на письма, полученные от отца, тёмный смысл которых был им истолкован таким же обратом...

Он готов был и себя обвинить в чём угодно, пойти под топор немедленно, только бы избавиться от пытки!

И затем, на очной ставке, понуря голову, едва выжимая слова из стеснённой груди, сын вынужден был уличать родного отца!

Юношу сослали в матросы. Сестру постригли в монастырь. Все имения, дворцы, несметные богатства Гагарина взяты были в казну.

В том же, знакомом хорошо, зале Сената, перед его товарищами былыми прочли князю приговор, в котором двадцать пунктов перечисляли главнейшие вины и злодеяния его, не считая многих иных.

С поднятой головой слушал этот перечень Гагарин. Жизнь, проведённая в лени, в распутстве, в обжорстве, пьянстве и стяжании, посвящённая всем грехам, не вытравила в этой душе наследственной искры доблести старых викингов, разбойников по крови, но отважных, гордых, честолюбивых людей... Недаром из Скандинавии явился на Русь предок рода Гагариных.

Читает секретарь обвинения.

Тут собрано всё, содеянное и несодеянное, что таилось в замысле на дне души или нагло проявлялось при свете дня на глазах рабской, приниженной толпы прислужников, челяди, целого народа, ещё слишком задавленного и тёмного после веков татарщины, после кровавой поры собственных тиранов: Ивана IV и иных...

«И доказано есть, — читает монотонно секретарь, — что оный сибирский бывший губернатор, князь Матвей Петрович Гагарин, угнетал крестьян податями в свою пользу, обременяя и раззоряя людей непомерно!»

Умный Пётр это тяжкое обвинение приказал поставить прежде всех...

Потом идут остальные.

«И питал намерение поднять бунт в Сибири, отложиться от государства Российского, для чего даже объявил себя Сибирским царём; притеснял купцов, торг ведущих с Китаем, накладывал излишние пошлины: наилучшие товары от них силою и беззаконием отбирал».

Словно какой-то красный огонёк сверкнул в глаза Гагарину... Он припомнил огромный рубин, первое сокровище, захваченное в Сибири, с таинственными знаками на нём... Но ведь этот рубин перешёл теперь в иные руки... Он уже у Екатерины, как узнал недавно князь...

И, словно в ответ на эти мысли, звучит новый пункт обвинения, оглашаемого секретарём.