В комнате стояла ужасная духота, большое окно было закрыто, дерево на ставнях рассохлось, а зелёная краска пооблупилась, и в помещение проникало много света с улицы. Девушка завернулась в простыню и поспешила к окну, чтобы поскорее впустить больше свежего воздуха. Не смотря на раннее утро на улице уже стояла жара, а солнце нещадно, и неуклонно двигалось к зениту, медленно поднималось над землёй, чтобы во всём своём великолепии предстать перед горожанами и одарить их своим сиянием. Окно располагалось на втором этаже и выходило на большую площадку с колодцем посередине окруженную двухэтажными домами с деревянными мансардами. Несколько девушек с корзинками в руках прошли мимо и скрылись в глубине узенькой улочки, разделяющей дома. Вспомнив о делах Ханна подошла к шкафу, достала одежду и быстро облачила свою подтянутую и светлокожую, слегка загорелую фигуру, в широкие зелёные штаны, расписанные более тёмными, зелёными цветами, и длинное шёлковое полотно намотала так, чтобы скрыть грудь. Она подошла к зеркалу и рассмотрела себя в отражении. Оттуда, на Ханну смотрело миловидное личико с зелёными глазами, веснушками, и маленьким слегка вздёрнутым носиком. Наспех расчесав рыжие, прямые волосы, доходящие почти до плеч, она отложила гребень и направилась к выходу, немного задержалась у двери и взглянула на картину, висевшую с боку на стене. Это был портрет в простой раме, на котором умелый художник изобразил женщину в зелёном, элегантном платье со стоячим воротником. Чёрные вьющееся волосы, изумрудного цвета глаза, устремлённые куда-то сквозь пространство и время и слегка печальное выражение лица художник передал весьма чётко и на тёмном фоне изображение выглядело как-то мрачно и загадочно. Девушка, смотрящая на портрет, внешне казалась совершенно не похожа на изображённую женщину, во всём, кроме ярких зелёных глаз с таким же изумрудным блеском.
— Пожелай мне удачи. — Она тихо обратилась к женщине на портрете, и немедля, вышла из комнаты.
Спустившись на первый этаж Ханна заглянула в лавку. Там было тихо и пусто. Свет проникал через большие окна и играл жёлтыми красками на летавшей в помещении пыли. Приятный аромат, развешанных по всюду пучков с сушёными травами заполнял помещение.
— Опять он забыл.
В ответ на её слова, где-то в глубине дома, раздался глухой хлопок. Ханна направилась к одной из дверей, за которой обнаружилась лестница в подвал. Она быстро спустилась и открыла ещё одну дверь, обитую железом. В помещении она и обнаружила отца, на полу у каменного монолита, который служил главным столом для проведения опасных экспериментов. Лысый человек с седой короткой бородой, приходил в себя и не уверенно пытался встать. Ханна подбежала к отцу, и помогла подняться на ноги. Она сморщила нос, когда учуяла неприятный кислый запах исходивший от дымящейся тёмной лужи, разлитой на каменном столе. Девушка выпрямилась и огляделась, оценивая беспорядок, творящийся в лаборатории и прикидывала, сколько времени ей понадобиться на то, чтобы привести в порядок этот бардак и сколько колб и пробирок ей придётся отмыть сегодня.
Помещение под домом напоминало собой коробку из каменных плит, хорошо освещённую диковинными, лампами, подвешенными на цепях к потолку. На металлических блюдах, лежали несколько флюоритов, светящихся, при нагревании камней, которые при надлежащей алхимической обработке могли испускать много яркого света, очень удобного в работе требующей сосредоточенности и предельной точности. Утренний свет проникал и через маленькие зарешеченные окошки под самым потолком, но они освещали только дальнюю часть помещения. Там расположилось несколько столов, заваленных алхимическим инвентарём: весы разного размера, стеклянные, металлические, и фарфоровые тигели, различные ступки, реторты, колбы и пробирки в штативах, песочные и водяные часы. Баночки всевозможных размеров и форм с сомнительного вида содержимым, заполняли не только столы, но и стеллажи, расставленные вдоль стен. В углу, стоял атанор, специальная печь алхимиков из кирпича, цилиндрической формы. И ещё куча разных приборов и устройств, о назначении которых девушка даже не догадывалась.
Маркос закончил отряхивать лицо, опалённые брови и бороду, и кожаный фартук поверх голого торса, от жёлто-коричневой пыли. Он первый заговорил с дочерью:
— Почему ты не спишь? — хрипловатый, мягкий голос выражал искреннее удивление.
— Вообще-то, уже утро, давно пора открываться.
— Пора открываться? Уже утро? — в голосе его появилось ещё больше удивления, хотя казалось это уже невозможно. Он отвернулся к столу монолиту и наклонившись начал изучать получившуюся коричневую лужу, продолжив говорить. — Не успел заказ закончить, много дел на сегодня, мне бы понадобилась твоя помощь… — Он оборвал себя, и пристально посмотрел на дочь. — Как ты себя чувствуешь?
— Да всё в порядке, — беззаботным голосом ответила Ханна, — и хватит спрашивать, последние пару дней я слышу этот вопрос, чаще чем хотелось бы. Я прекрасно себя чувствую и всё благодаря тебе, лекарство действует и теперь всё будет хорошо.