По воле ветра

Марево над дорогой стелилось паутиной. Пыл солнца побуждал шмелей двигаться скорее от цветка к цветку, а фальшивый бриллиант смолы на мохнатой груди сосны сиял неподдельным счастьем.

      Вдруг шершень впопыхах налетел на меня и вся вода, которую он нёс, чтобы напоить домашних, залила щёку и смочила волосы у виска. «Надо же, как её много», – подумал я про себя, а вслух искренне, сердечно попросил:

– Прости!!! – И шершень, вовсе не собираясь хмурится или ворчать, тут же сделал лишний заход на воду, облетев меня чуть левее. Только и всего.

Оглядевшись по сторонам, растроганный ушёл я домой со спокойным сердцем, но наутро…

Соседский кот убил ящерицу.

Ещё вчера она глядела на меня доверчиво, обсуждала с лягушкой дурные наклонности ужа, а нынче, – прокушенный ради забавы затылок, тускнеющая без привычного ухода сетка зелёного перламутрового трико и замершие в последнем откровении ладони: «Не трогай меня! Уходи!», – только одно и мог означать этот жест. Ни страха, не угроз, лишь просьба о пощаде. Но кто её расслышит, в самом деле? Почти никто.

Затем и живём

– Кап-кап, та-да, кап-кап…

Через пробоину дна перевёрнутой лодки уже набралась приличная лужа. Птенец малиновки, мёртвой хваткой вцепившись в киль, восклицал в такт падению жирных капель:

– Ага, а-а, ага… – И провожал взглядом каждую. Сверху – вниз, сверху – вниз.       Бульон воды кипел давно, и следуя скорому истечению жизни, птенец чувствовал, что взрослеет. Пух щёк, который выдирал он остервенело по вечерам, как последнее напоминание о младости, коей так стыдился, выдавал в нём подростка, и это было лучшее, что рекомендовало его теперь. Всё то, что ожидало впереди, казалось неважным, – и тяжёлый перелёт, и недолгое семейное счастье, и грядущее одиночество. Даром, что красив и строен, даром, что глубок. Но не голубок он, отшельник, а по добру ли, или по принуждению, – кто теперь разберёт.

Ватная борода облака развевалась на ветру. Казалось, что небо бежит куда-то на виду у всех, кого-то ищет, и никак не найдёт. Себя бы не растеряло…

Паук, раскачавшись на батуде сплетённых им сетей, красиво прыгнул в воду и завис там, обхватив предусмотрительно припасённую авоську воздушных шаров. Люди именуют подобное иначе, да уж пауку приятнее думать так. Но в самом деле… Это можно было сравнить с рогатым поплавком мины, готовым взорваться в любой момент, что беззаботно дрейфует по волнам морей жизни, и, сталкиваясь с кораблями судеб, бьются о борт и крошат его, отправляя на дно, или так только, калечат больно.

Насмешки сравнений… В поисках истины, они лишь путают следы, уводят дальше от простой красоты облака, пронзённого веером лучей, видного с берега волосатого камня под водой, подле которого кружат озорные перламутровые рыбёшки.

А худые рёбра разбитой о камни лодки, – символ ли это безнадёжной тоски или же память о славном походе, – кому как, и то кажется неважным на первый взгляд. Но в самом же деле, понимание того, что умение радоваться трудностям, находить счастье в одолении их, а не пережидать непогоду, забившись в норе, – одно из главных свойств человека. Затем и живём.

Кактус, который любил гулять

С глухим звоном, как шарик от пинг-понга, кактус выпрыгнул из плошки, и, ударившись о тугую марлю оконной сетки, упал. Это произошло на глазах у изумлённого кота, который всполошился и взволнованно мякнул, призывая хозяйку.

– Что там? Опять жук? – Поинтересовалась женщина. – Хотя… звук скорее был похож на вылетающую пробку… Странно. – Сказала она сама себе или коту, неважно, это было, по сути, одно и тоже.

– Мя!

– Не волнуйся, поймаю, найду и выпущу за дверь, не первый раз, они к нам постоянно залетают. Такое ощущение, что здесь жУков перекрёсток.

– Мя!!!

– Да, ладно тебе, найду! Иди, попей молочка.

Но кот, который от подобного предложение не отказался бы даже, разбуди его среди ночи, не унимался:

– Мя!!!!! – на весь дом взволновался он, и хозяйка подошла-таки поглядеть, что произошло. Пушистый любимец сидел у плошки и носом указывал на пустое место.

– Опять?! Да, ладно.... Ну, и куда ж он подевался?!

Это был третий по счёту побег кактуса. За первые два, как было видно теперь, совершенно напрасно отругали кота. Маленьким зелёным ёжиком кактус лежал на боку, аккуратно подобрав под себя лапки корешков. Возвращение на место он воспринимал без особой радости. Сопел, косился, ершился и ёжился, но кушал хорошо и поправлялся. Был небрит, цвет лица имел сочный, зелёный, приличный званию. По упругости колючек мог бы потягаться с любым диких его собратьев.

Вероятно, в этот раз кактус решил исправить промахи прежних вылазок и прыгнул так далеко, как сумел.

Во время поисков беглеца, из потаённых дальних углов были извлечены два теннисных шарика, о которых некогда переживал кот, и один золочёный орех, скатившийся с ёлки год назад.

Найдены были также: счастливый трамвайный билет, похожее на миниатюрный зеркальный шар гнездо паука, расчёска отца семейства и бумажные десять рублей образца одна тысяча девятьсот шестьдесят четвёртого года.