По волнам жизни. Том 1

Он велел доктора закопать на ночь в Голодной степи: над землей оставалась только одна докторская голова. Утром доктора откопали, но он за ночь сошел с ума; его прямо отвезли в дом умалишенных.

При великом князе тогда состоял, фактически — в роли гувернера, обязанный его опекать и предостерегать от безумных поступков и расточительности, а также благополучно ликвидировать последствия его выходок, — казачий полковник Дубровин. Задача эта была ответственная, щекотливая и неблагодарная, но хорошо оплачиваемая. Дубровин всегда ходил вооруженный револьвером, и великий князь все же его побаивался.

Хуже бывало положение чиновников, обязанных непосредственно иметь дело с великим князем. Мне рассказывал как-то И. И. Гейер:

— Командировал меня к великому князю мой губернатор. Приезжаю. Зовут в кабинет. Князь сидит за письменным столом. «В чем дело?» — «Так и так, ваше высочество…»

Передаю поручение губернатора. Вдруг лицо великого князя перекосилось. Вскакивает с кресла: «Что-о-о!! Вот я вам, с губернатором, покажу!»

Хватает палку, бросается на меня. Я скачу за письменный стол… Он за мной. Кричит… Стали мы так бегать вокруг стола. Вижу — дело плохо… Исколотит!

Выскакиваю в открытое окно, бросаюсь за постройки.

Он кричит в окно: «Держи! Держи его!!»

Проходит камердинер князя: «В камыши скорее спрячьтесь!»

Князь его в окно спрашивает: «Где спрятался чиновник?» — «В степь убежал!»

Я бросился в камыши. Залез в самую гущу. Только бы собак не послали…

Со двора выезжает погоня — орда верховых с нагайками.

«Поймать и привести ко мне!»

Я просидел в камышах, пока совсем не стемнело. Ночью выбрался, дошел до ближайшего поселка, нанял лошадей в Ташкент.

Говорю губернатору: «Как хотите, ваше превосходительство, а я больше к нему не поеду!»

Приехала другой раз к великому князю комиссия инженеров. Князь остался ими доволен — всем подарил по серебряному портсигару.

Начался ужин. Великий князь быстро напился. Что-то ему вдруг не понравилось. Кричит лакею:

— Отберите у всех них мои портсигары!

Портсигары были возвращены.

Искушенные опытом люди поступали иначе. Приехал к великому князю областной архитектор Есаков, также командированный губернатором. Что-то князя рассердило. Схватил палку, бросился на архитектора.

Есаков быстро выхватил револьвер и направил на великого князя. Тот сразу успокоился, сел на свое место и мирно продолжал деловую беседу.

Горько жаловался на Николая Константиновича наш друг В. С. Гейнцельман, бывший чиновником для технических поручений при генерал-губернаторе, человек немецкой аккуратности и исключительной добросовестности. Получает он приказание от барона Вревского:

— Ассигнованы средства на постройку для великого князя дворца в Голодной степи. Съездите к его высочеству, узнайте его желания, а составленный на основании них проект представьте мне на утверждение.

Гейнцельман приезжает:

— Что угодно построить вашему высочеству?

— Гмм… Постройте мне дворец в стиле царя Алексея Михайловича!

Гейнцельман с головою уходит в работу: изучает по историческим памятникам стиль, чертит, рисует… Через три месяца привозит готовый проект князю.

— Что это у вас?

— Как вы пожелали, ваше высочество. Дворец в стиле царя Алексея Михайловича!

— Я передумал… Нет, и смотреть не хочу. Вы мне спроектируйте château d’eau[324]!

Огорченный пропавшей зря работою немец снова добросовестно трудится несколько месяцев и привозит новый проект.

Великий князь и смотреть не хочет. Он опять передумал. Требует переделки в мавританском стиле.

Только когда он отказался и этот проект посмотреть, а дал новые указания, стало ясно, что он просто издевается. От постройки дворца в Голодной степи отказались.

Еще раньше тот же Гейнцельман выстроил князю дворец в Ташкенте, который впоследствии был захвачен, вместе со всем имуществом, большевиками и обращен в музей. В этом дворце действительно было много музейных вещей, картин и пр. Между картинами, принадлежавшими великому князю, мне в свое время показывали и портрет пресловутой американки, сбившей великого князя с его пути.

Но сам Н. К. жил не в больших светлых комнатах, а предпочитал верхние полумансардные комнаты, предназначенные собственно для прислуги; там же должна была жить и Надежда Александровна.

Николай Константинович ни в какой мере не считал себя связанным браком с Надеждой Александровной. Говорили, что у него в поселке была особая фаворитка — какая-то казачка[325]; но он не стеснялся и временными связями.

Молва обвиняла его в худшем — в азиатской любви к мальчикам. Можно бывало видеть и на ташкентских улицах проезжавших в коляске великого князя с женой, а на скамеечке сидит разряженный в пестрый халат восьми-десятилетний сартенок… Делалось все это князем открыто, никого не стесняясь.

Надежда Александровна переносила это молча, делая приятную улыбку. Справедливо, впрочем, указать, что — по крайней мере, в последнее время — великий князь мало стеснял и жену.

Верховые стражники — сарты скачут по русским поселкам. Разыскивают сельских попиков:

— Скорее прячьтесь! Великий князь едет!

— Но… почему?