По волнам жизни. Том 1

Летом забастовала почтово-телеграфная контора, помещавшаяся тогда на Лорис-Меликовской улице[437]. Служащие конторы почти сплошь состояли из грузин и армян. Население Тифлиса осталось без писем и газет.

В интеллигентных кругах этой забастовке, в силу все того же психоза, очень обрадовались, даже в тех кругах, которые, казалось бы, призваны были совсем к иным чувствам.

Возле почтово-телеграфной конторы, на углу Лорис-Меликовской и Графской улиц, находилась тогда и военно-народная канцелярия наместника, которой я управлял.

Как-то, в рабочее время, слышу шум и даже рев, нарастающие на улице. Мимо канцелярии проходит многотысячная революционная манифестация. Идут выказать сочувствие забастовавшим почтово-телеграфным служащим. Впереди — это было еще новинкой — красные флаги и революционные плакаты. Манифестация останавливается против конторы, запрудив на далекое расстояние всю улицу.

Пришлось провести тревожный час. Нескольким тысячам революционно настроенной, попросту необузданной, толпы бьет в глаза большая вывеска с позолоченной надписью: «Канцелярия наместника его императорского величества по военно-народному управлению». Безответственная чернь могла из простого озорства забросать наши окна камнями. Чиновники канцелярии, вообще не выказывавшие большой храбрости, поукрывались в задних комнатах. Здесь было безопаснее, а в случае града камней можно было повыскакивать в окна — во двор, где помещалась типография окружного штаба. Приказал закрыть входные двери и, вместе с дежурным курьером, ждал, чем все кончится. Сошло благополучно.

Полицеймейстер Мартынов

В это тревожное для Тифлиса время полицеймейстером города был назначен жандармский ротмистр Мартынов.

Самый факт назначения начальником полиции в такое время жандарма, а не какого-либо либерального адвоката, вызвал в тифлисском обществе недовольство и вражду к новому полицеймейстеру.

Покушения на Мартынова посыпались градом: и бомбы, и револьверная стрельба…

Но как-то очень быстро недовольство Мартыновым прекратилось. Он стал завоевывать к себе общие симпатии. Эта перемена возникла прежде всего благодаря громадной личной храбрости, которую Мартынов проявлял при покушениях на него и по поводу которой стала создаваться легенда, а затем благодаря его самоотверженным стараниям сохранить при покушениях от опасности других, особенно женщин и детей.

Мартынов ездил по улицам в открытой пролетке, держа револьвер в руке и лишь прикрывая его портфелем. На скамье против него сидел телохранитель, также с револьвером наготове. Оба были увешаны револьверами и по бокам. Позади, в нескольких шагах, также в пролетке, ехали с винтовками в руках два казака.

Они быстро мчались, зорко всматриваясь в прохожих на тротуарах. И недаром — в них часто летели бомбы, не говоря уже о револьверных залпах. Такая охота за человеком теперь трудно себе вообразима. Если Мартынов оставался при покушении невредим или только легко ранен, он лично бросался догонять и ловить злоумышленников[438] или же старался помогать другим, случайно пострадавшим при взрыве бомбы. Покушавшиеся обыкновенно, если только не всегда, благополучно скрывались, так как их укрывали, и, во всяком случае, не выдавали, прохожие и очевидцы.

После нескольких месяцев такой службы Мартынов под конец был настолько изувечен, что его пришлось освободить от обязанностей полицеймейстера. После выздоровления, но уже полукалекой, Мартынов, повышенный чином, был назначен градоначальником в Баку[439]. Новая служба ему, однако, не удалась. Мартынов был назначен тогда черноморским губернатором, после Трофимова[440], но и здесь дело у него как-то не пошло.

Покушение на Армянском базаре

На Армянском базаре, неподалеку от нашей канцелярии, существовало тогда много ресторанов-духанов, с нависшими над улицами балконами. С этих балконов не один раз бросали бомбы в проезжавшие казачьи разъезды, а сами бросавшие, конечно, благополучно скрывались. Тогда было приказано полицией поставить на такие балконы со стороны улиц железные сетки.

Сидел я в канцелярии с пришедшим ко мне по какому-то делу адъютантом наместника Б. С. Романовским-Романько.

Внезапно раздались перекаты грохота. Ясно, что взорвались — одна за другой — несколько бомб.

Мгновенно, по устному телеграфу, мы узнали, что на Армянском базаре, с балкона духана, несмотря на железную сетку, брошены бомбы в проезжавший разъезд казаков. Несколько из них убито и ранено.

Но казаки в казармах бывали уже всегда наготове к такому нападению. Не прошло и двух-трех минут, как по Николаевскому переулку, идущему от дворца наместника к Армянскому базару, разъяренные казаки мчались в одних бешметах, многие без папах, но все с винтовками.

Вижу, что казаки избивают первых попадающихся им на глаза прохожих, если у них восточные лица. Бьют прикладами, бьют просто дулом винтовки.

Одного прохожего, по-видимому — мелкого торговца, казак сбил с ног прикладом против моего окна. Бьет лежачего дулом в грудь. Вот-вот приложится из винтовки, застрелит.

Открываю окно: